– Во время кампании, которую мы вели почти четыре года назад, перед предварительными выборами в Новой Англии, мне пришлось выступать в форте Тикондерога, и меня глубоко тронула история этого места. Последнее время я часто думаю о Тикондероге.

В 1775 году молодая нация делала первые шаги в борьбе за свободу. Америка тогда только складывалась. Весть о договорах в Лексингтоне и Конкорде застала полковника Эвана Аллена недалеко оттуда, и он понял, что пришло время войны за свободу – первого сражения против короля Георга. Пришло время «вооруженной черни», как их называли, подняться и показать себя с мушкетом и пикой – и Эван Аллен со своими парнями с Грин-Маунтинс сделал это.

В старой комнате прессы куривший толстую сигару, задравший ноги на исцарапанную крышку стола и следивший за выступлением по телевизору Уолтер Петерсон, который говаривал, что всю жизнь проработал в АП, ЮП и всяких прочих проклятых П…, обернулся к Майку Фултону из «Ньюсдэй» со словами:

– К чему это он, черт побери? Мне что, заново писать передовицу? Господи, эти политиканы!

Фултон только сказал:

– Слушай, – и кивнул на экран.

Президент продолжал:

– Эван Аллен знал, что война вот-вот начнется в открытую и что «красные мундиры» из Канады с большими силами движутся вдоль озера Шамплейн, чтобы поддержать королевский гарнизон форта Тикондерога, называвшегося в те времена Гибралтаром Америки. И как-то ранним утром Эван Аллен, в своем зеленом мундире с золотыми эполетами, вывел отряд из восьмидесяти человек, которые под прикрытием густого тумана переправились через озеро в маленьких лодках и нанесли первый удар в истории американской революции. И на берегу перед фортом он произнес слова, эхо которых сквозь время донеслось до нас, и в этот вечер они звучат все так же ново и звонко:

«Этим утром нам предстоит либо забыть о чести, либо овладеть крепостью… И, зная, что это отчаянное предприятие, на которое решатся только отважнейшие из людей, я никого не принуждаю идти против воли. Добровольцы – мушкеты к бою».

И когда взошло, наконец, солнце, Эван Аллен и его парни были хозяевами форта, и в своем дневнике он записал, что они пустили по кругу полную чашу – думаю, их всех мучила жажда – и выпили за успех Конгресса и за свободу Америки.

– Передайте-ка сюда полную чашу, – бросил Билл Стейнберг, продюсер «Вечерних новостей» Филлипа Кармайкла на Си-би-эс, одному из своих обозревателей. Они сидели в студии на Западной Пятьдесят седьмой улице Нью-Йорка. Стейнберг был хорош собой и полагал, что из него получился бы отличный президент. Честолюбие никому еще не мешало.

Президент улыбнулся собравшимся. Он, в прошлом футболист, и сам был красивым мужчиной. Квотербек в команде школы «Нотр-Дам». Он умел воодушевлять народ.

– Сегодня я воззвал к имени Эвана Аллена и вспомнил сражение при Тикондероге по веской причине. Сегодня я выступаю здесь перед вами, друзья мои, с известием, что на нас движется армия. Под покровом тумана. Только на сей раз армия эта скрывается в наших же рядах – и тем более смертоносна. На сей раз это тайная армия, сила нашего же тайного правительства… в котором собрались те, кто хотел бы заставить нас отступить от цели, забыв, что мы – величайшее, самое свободное и открытое общество в мире.

По рядам прошел легкий шорох – намек на беспокойство. Уолтер Петерсон в старой комнате прессы проглотил густое облако сигарного дыма и закашлялся.

– Что за чертовщина? Что он несет? Мне и впрямь придется переписывать передовицу… нутром чую.

– И я хочу заверить всех вас, – продолжал президент, – что вторая американская революция уже на подходе…

И ничто, в том числе и это тайное правительство, не устоит перед нашей решимостью спасти нацию.