Нос «Стокгольма» описал смертельную дугу. До слуха Нилсона донесся звук противотуманной сирены — предупреждение от того, другого судна.

В машинном отделении творился хаос. Механики бросились открывать клапаны, чтобы машина дала задний ход. Весь корабль вздрогнул, когда началось торможение.

Слишком поздно. «Стокгольм» стрелой летел на беззащитное встречное судно.

Никакого предупреждения. Ни сирены. Ни свистка. О внезапной остановке при такой скорости не могло быть и речи. Судно неизбежно пройдет еще несколько миль по инерции...

В считанные секунды надо было что-то предпринять. Можно совершить маневр вправо, прямо навстречу опасности. Вдруг судам удастся разминуться, только слегка коснувшись друг друга... Да, есть шанс, что «Андреа Дориа» сумеет уйти из-под удара другого корабля.

Каламаи принял отчаянное решение.

— Лево руля! — прокричал он.

Офицер с мостика уточнил — не хочет ли капитан остановить двигатели? Каламаи отрицательно покачал головой.

— Скорость не снижать!

Он знал, что на высокой скорости «Андреа Дориа» лучше слушается руля.

Рулевой обеими руками крутанул штурвал влево. Дважды прозвучал гудок. Большой корабль еще полмили по инерции шел прямо и только потом начал совершать поворот.

Капитан осознавал, насколько рискует, подставляя борт «Андреа Дориа». Он молил Бога, чтобы встречное судно успело совершить маневр, пока есть время. И Каламаи все еще не верил, что корабли столкнутся. Происходящее казалось кошмарным сном.

Крик одного из офицеров вернул капитана к действительности:

— Он идет прямо на нас!

Приближающееся судно направлялось к правому борту, откуда за происходящим с ужасом наблюдал Каламаи. Острый, несколько приподнятый нос корабля, казалось, был нацелен прямо на капитана.

Командир «Андреа Дориа» имел репутацию человека выносливого и несгибаемого. Но сейчас он думал о том, про что в подобной ситуации подумал бы каждый: о спасении своей жизни.

Мощный нос шведского судна легко, точно штык, пронзил идущий на полной скорости «Андреа Дориа». Корпус итальянского судна был проломлен на треть его девяностофутовой ширины. При весе почти в тридцать тысяч тонн — в два раза больше «Стокгольма» — итальянский лайнер поволок за собой чужака. А потом «Стокгольм» подался назад, вскрыв семь из десяти пассажирских палуб!

Огромная зияющая дыра в корпусе «Андреа Дориа» шириной в сорок футов вверху ниже ватерлинии сужалась до семи футов. И все же тысячи галлонов морской воды хлынули через пробоину и заполнили пустовавшие емкости для горючего. Корабль накренился на правый борт из-за тяжести тонн воды, заполнившей генераторную. Маслянистая река потекла по коридорам и проходам, поднялась до переборок машинного отделения. Матросы здесь изо всех сил пытались бороться со стихией. Они скользили и падали, как клоуны во время выполнения трюков.

Вода все прибывала. Уже плавали на ее поверхности пустые цистерны для горючего.

Буквально через несколько минут после удара «Андреа Дориа» дал сильный крен на борт.

Послышался гневный крик капитана:

— Да что, во имя всех святых, случилось?

Нилсон попытался ответить, но слова застряли в горле.

От растерянности он не знал, как описать происходящее. Хансен отказался выполнять приказ повернуть вправо. Медленно вращающийся влево штурвал. Матрос, мертвой хваткой вцепившийся в рулевое колесо. Ни страха, ни ужаса в его глазах. Только леденящий душу холод. Нилсон сперва подумал, что это просто кажется из-за освещения, да еще отсветы от экрана гирокомпаса подчеркивали шрам на правой щеке.