Трубы заиграли, с потолка до меня донеслось хлопанье крыльев, оклики. Мои слова падали на пол одно за другим, как капли свинца.

— Две капли на стакан воды. Цианистый калий.

— Где куплен?

— Не помню.

— С какой целью?

— Просто так.

— Цианистый калий — очень сильный яд. Если бы все было гак, как говорите вы, то сейчас бы вы не стояли здесь и не давали показания, а сами были бы на том свете.

Об этом я не подумал. Я уже несколько раз давал противоречивые показания о времени и месте преступления, о цвете глаз и пальто, о волосах и мехе воротника.

— Главное— точность, — говорил комиссар. — У вас были найдены две тарелки, кофейная чашечка, две вилки, один кухонный нож, маленькая кофеварка, жароупорная плитка.

— Остальное я бросил в Тибр, — сказал я. — На речную полицию полагаться нельзя. Непогрешим один только папа римский.

— Оставьте в покое папу, — сказал комиссар. Он не хотел мне верить.

— Я еще не понял, чего вы добиваетесь своими россказнями, — говорил он, — что вы хотите мне доказать. Тогда я начинал все сначала, с тех вечеров, когда я ждал ее под деревьями на набережной, вечер за вечером, шагая взад-вперед по мосту Маргерита и пьяцца Либерта. Какой еще Петито? — кричал комиссар. — Какая пьяцца Гранде? Может, вы хотите сказать пьяцца дель Пополо? Да нет, пьяцца дель Пополо была совсем ни при чем. Он выпускал дым через нос, пыхтел. Пыхти, пыхти, синьор комиссар. Он и пыхтел, выпуская дым через нос и покусывая сигарету.

Расследование продвигалось медленно.

— Ну хорошо, начнем все сначала, но по порядку, — говорил комиссар.

Теперь я стал рассказывать ему о преступной организации филателистов.

— Такая организация полиции неизвестна.

— Тем хуже для вас, — сказал я, и даже не сказал, а крикнул.

— Спокойно, — сказал комиссар.

Он взял сигару — теперь уже сигару — и начал ее раскуривать. Тосканскую. С потолка до меня донеслось легкое чихание, покашливание и, конечно, звуки труб.

— Оставьте в покое ангелов, — сказал комиссар, — оставьте в покое трубы. Что вы можете мне сказать о преступной организации филателистов?

— Это убийцы, по одному названию же ясно.

— Факты, факты, — говорил комиссар, — придерживайтесь фактов.

— Я уже рассказал вам об одном исключительном факте, — отвечал я. — Ни о чем подобном даже вам не доводилось слышать.

Интересно, можно одновременно играть на трубе и летать? Как им удается удерживать в руках трубы?

— Не спрашивайте у меня такую чепуху и вообще воздерживайтесь от вопросов.

Он припер меня, как говорится, к стенке. Я рассказал ему все, что знал о преступной Лиге филателистов, о синьоре Пеладжа (или Пеладжа). Комиссар смотрел на меня, вытаращив глаза.

— А кто такая эта Чиленти?

— Псевдофилателистка, псевдоклиентка.

— Она была знакома с жертвой?

— Думаю, да — через преступную Лигу филателистов.

— Какие у вас есть доказательства существования этой самой преступной Лиги филателистов?

— Такие люди улик не оставляют, — сказал я.

Стали искать Чиленти — эмиссара и шпионку преступной лиги.

— На пьяцца Адриана никакой Чиленти не оказалось, мы искали в каждом подъезде, — сказал комиссар. — Может, Чиленти и та старуха с третьего этажа — одно лицо?

— А почему бы и нет? — сказал я.