Наконец по легкому шуму, донесшемуся со второго этажа, где находился конференц-зал, Жильбер понял: переговоры закончились. Прошло несколько секунд, и к нему подошел Шарль Секо, его самый доверенный помощник. Жильбер встал, чтобы поподробней расспросить Шарля, однако тот, покачав головой, вдруг обнял его. Сказал в самое ухо:

— Жиль, я не верю сам себе. Мы победили. Слышишь, Жиль?

— Слышу. — Помолчав, Жильбер похлопал Шарля по спине: Ладно, Шарль, все хорошо. Но у нас еще полно дел.

Шарль отстранился.

— Конечно. Но знай, осенью по всей стране будут проведены выборы под контролем ООН. Кандидатов двое, Омегву и Балинда. И все, никакой мухлевки. ООН гарантирует. Понимаешь, что это значит?

— Понимаю. Но выборы пока еще даже не начались.

— Ладно, ты прав. Хотя сейчас даже ежу ясно: Балинда не наберет и десяти процентов.

— Подождем до осени. Где Омегву?

— Пока в конференц-зале. Просил передать тебе, чтобы ты отвез его домой на своей машине.

— Хорошо, Шарль, займись пока делом, ладно? Еще не все кончилось.

— Конечно. Пойду к ребятам, они ждут.

Оставшись у облицованных мрамором перил, Жильбер посмотрел вниз, на вестибюль. Сейчас, после окончания конференции, там крутился людской водоворот. Люди в визитках и смокингах, журналисты с телекамерами и фотоаппаратами, сотрудники ООН с голубыми наручными повязками поневоле были разметаны по углам и оттеснены к краю. Людской муравейник бурлил, растекаясь в разные стороны; одни пробирались к выходу, другие искали своих в разбросанных по всему вестибюлю кучках, третьи поднимались вверх, к барам и буфетам.

Понаблюдав за вестибюлем, Жильбер подумал: кровавый режим Балинды доживает последние дни. Конечно, он счастлив, об этом нечего говорить. По одно дело конец кровавого режима, и совсем другое то, что будет после этого лично с ним, с Жильбером Ткела. Если допустить, что выборы завершатся победой Омегву, а они скорей всего именно этим и завершатся Омегву станет президентом, а он, Жильбер Ткела министром внутренних дел. Веселая перспектива. Он — министр внутренних дел при президенте, женой которого наверняка станет Нгала. Бороться за свободу, находясь в эмиграции, непрерывно рисковать жизнью, а оказываясь на родине, ходить по лезвию бритвы — ко всему этому он давно уже привык. Фактически все это стало для него его второй сутью, обыденностью. Но вот чего он себе никак не может представить — так это себя самого в роли министра внутренних дел.

Наконец, увидев идущего по балюстраде в сопровождении телохранителей Омегву, Жильбер спустился вниз. В вестибюле, перехватив Омегву, он вышел вместе с ним на улицу.

При появлении Омегву стоящая за полицейской цепочкой небольшая кучка студентов-африканцев захлопала. Пока они шли к стоянке, куда их, пятясь, сопровождали два телеоператора с камерами, Омегву отвечал на вопросы идущих рядом корреспондентов. Сзади, метрах в трех, шли телохранители во главе с Шарлем.

На стоянке Жильбер, подавив вздох облегчения, открыл дверцу своего «фольксвагена». Омегву сел, и Жильбер, показав телохранителям, чтобы они ехали следом, обошел машину и сел за руль рядом с ним. Сказал, посмотрев на совсем не радостное лицо:

— Домой, патрон?

— Конечно. Черт, Жиль, если бы ты знал, как я устал…

— Понимаю.