— Когда его привезли к нам, у него уже минут двадцать не было пульса. К тому же яд успел разрушить все внутренние органы.
— Яд? Это был яд?
— Да, мадам, это был яд. Очень сильный яд.
Все, что говорил доктор Бергман дальше, Анри уже не слышал. Он только повторял про себя, глядя на расплывающиеся белые пятна: отца нет. Отца больше нет. Нет.
* * *
Остаток дня Анри провел в своей комнате в депо, лежа на кровати. Попросив Себастэна не пускать к нему никого, по какому бы поводу его ни спрашивали, он запер дверь комнаты на ключ и сразу же рухнул навзничь. Какое-то время он просто плакал, не стыдясь своих слез; потом, когда слезы кончились, просто лежал, бессмысленно разглядывая потолок и стены. Он уже знал, что приз Дерби судейская коллегия решила все же отдать Сен-Клу, однако это его нисколько не взволновало. На него наваливалась, его душила пустота, возникшая внутри. Отец был для него больше чем отцом; он был для него братом, другом, отец вырастил его, научил любить все то, что он сейчас любит. Отец всегда, не жалея, отдавал ему свое свободное время, а главное, отец понимал его, понимал так, как не сможет понять никто и никогда. Именно поэтому он чувствовал себя сейчас так, будто из него что-то вынули, оставив внутри, в нем самом, пустоту.
* * *
Взяв пульт, Жильбер чуть прибавил громкость на укрепленном над спинкой кровати телевизоре. Теленовости были прерваны появлением сестры. Заглянув в палату, Патрис проговорила:
— Месье Ткела, к вам гость.
Сообщая ему это, она буквально лучилась улыбкой. Подумав, что это неспроста, Жильбер спросил:
— Что же это за гость?
— Та самая дама.
— Та самая дама?
— Да. Которая приносила розы. Ведь я говорила, что она еще придет.
Неужели это Нгала? — подумал Жильбер. Конечно, он будет рад ее видеть, и все же…
— Где она? спросил он.
— Здесь, у двери. Она может войти?
Прежде чем что-то сказать, Жильбер выключил телевизор. Конечно, он помнил все, что было связано с разыгравшимися три дня назад событиями. Смертью мужа Нгалы, призом Дерби и выступлением в этом призе Анри вместо отца.
— Так она может войти? — повторила сестра.
— Конечно, пусть войдет.
Войдя, Нгала молча подошла к окну, положила на подоконник букет свежих роз. Налила в вазу воды, поставила цветы в воду и только после этого, усевшись на табуретку рядом с Жильбером, посмотрела на него. Встретив его взгляд, вымученно улыбнулась. Сказала тихо:
— Как ты? Выглядишь ты лучше, чем я думала.
— Да я уже почти здоров. Он помолчал. — А как ты?
— Что ты спрашиваешь? В больнице же лежишь ты.
— Я знаю, у тебя неприятности.
— Ну… — Она помолчала. — Что об этом говорить.
— Смерть мужа, вся история с Анри. Я ведь смотрю телевизор.
— Д-да… Знаешь, на меня вдруг все это свалилось… как-то скопом.
— Газеты и телевидение сообщают, что причины смерти твоего мужа до сих пор не выяснены. Правда, в одной из газет я прочел, что полиция считает: твой муж умер от сердечного приступа.
— Не знаю, зачем только полиция выдумала эту чушь про сердечный приступ. Это полная чушь. Полная.
— От чего же умер твой муж?
— Его убили. — Нгала сказала это еле слышно.
В версию естественной смерти Дюбуа Жильбер не верил с самого начала, и слова Нгалы подтвердили: он был прав. Все же, чтобы выяснить все до конца, он спросил:
— Каким же образом его убили?
— Его отравили леденцами. |