А он-то ей писал!

Ах! И Иван наливал себе еще один стакан…

В той самой Португалии, на пляже где-то между Капо Дель Рока и Кашкайшем, из взятого Ванькиным приятелем напрокат автомобиля соотечественники Алискиного Хосе Жу-Жу, по их национальному обычаю, украли Ванькины вещи.

Смешно вспоминать! Среди прочего был и сборник рассказов Довлатова. На русском-то языке! Зачем им? Ванька его творчеством никогда особенно не восторгался, но на днях услышал по радио “Свобода” передачу, где рассказывали о зарубежном этапе литературной деятельности почившего в бозе писателя, ну и читали при этом некоторые письма, где, в частности, Довлатов писал своему другу-издателю: “Посылаю новую вещь — вроде эссе. Тут все негодяи выведены под собственными именами…”

Ваньке тоже хотелось… Руки так и чесались, ну так и чесались…

Он нашел еще такую свою безделицу, что как-то написал для Алиски, чтоб позабавить ее. Написал про себя, каким он себя представлял…

Нашел и еще одно, что написал ей в первый месяц их знакомства:

Ванька так и не состыковался с нею во времени. Разница в возрасте — не просто разница в возрасте. Это пропасть между несовместимыми культурами.

Алиска — бесстыдница. Теперь время такое, и все они, дети перестройки, напрочь лишены того, что в недавнее время в женщинах еще так явственно проявлялось… С детства Ваньке врезалось из где-то прочитанного: “Если женщина не стесняется перед тобой своей наготы, значит она тебя не любит”… Интересно, в некоторых женщинах это прослеживал он явственно. Но теперь… Но нынче, не знаешь, что и думать. Говорит: “Люблю” и ходит по квартире в чем родила мать… туда-сюда ходит… и говорит “люблю”. Алиска не признавала на окнах занавесок. Ванька ей говорил: “Там же все мужики из соседнего дома к биноклям приникли”… А она только смеялась и с зажженным светом ходила по квартире туда-сюда.

Но ночью… Он оценил. Он по достоинству оценил это окно без штор. С его луною в полнеба. С темно-серыми облаками, несущимися вдаль, как наши грехи несутся в ад, унося последние частицы нашего живого бессмертия.

У нее в постели он помнил не сколько саму — мягкую, послушную и желанную Алиску — сколько ее окно.

На шестую или на седьмую неделю великого Ванькиного пьянства снова приехали ребята от Левы Брюшного. Били бейсбольными битами. Как и обещали.

Ванька попал в дежурную больницу. На отделение травматологии.

Но чувство юмора не изменило, хоть и больно было смеяться, каждое сотрясение организма электрическим током отзывалось в четырех сломанных ребрах.

Ванька не мог удержаться от смеха, когда вспоминал эпизод из гайдаевской “Бриллиантовой руки”, где Лелик говорил: “Не беспокойся, Козлодоев, я буду бить аккуратно, но сильно…”

Эх! До чего же аккуратно бьют ребята Левы Брюшного…

Вот кабы наши бандиты еще умели бы так же аккуратно писать стихи и изобретать компьютеры! Цены бы не было русскому народу!

Нюта — Асуров

Париж

1997

Константин Сергеевич Асуров не долго пялил свое глупое лицо в бокал глупого немецкого пива… Ему все же удалось выйти из оцепенения и взять-таки себя в руки. И более того, может, впервые за много лет ему удалось трезво и адекватно оценить происходящее, а вернее — оценить свое место в создавшейся ситуации.

Итак, козыри вдруг перешли из его рук в руки противника… Или, правильнее сказать, пока еще не противника, но партнера. И Нюточка в одночасье выросла из ведомого звена в ведущее, предлагая ему — Косте Асурову — сыграть на совершенно иных условиях.