— Анна? Мы тут неподалеку…

Не хочешь с нами встретиться?

Нам не хотелось бы беспокоить бельгийцев — они ведь тут совсем ни при чем…

Ай-ай-ай, нехорошая девочка! Заставила нас такой длинный путь ехать! Ай, нехорошо… Подходи одна без бельгийцев на остановку автобуса напротив мэрии, на главной площади в этой деревне. Там нас увидишь…

— Что-нибудь случилось? — спросил Жиль.

— Мне надо уезжать, прости…

Татьяна Ларина-Розен

Лос-Анджелес

1997

— Дамы и господа, мы приветствуем по четных гостей ежегодного губернаторского бала — бывшего губернатора штата Калифорния, экс-президента Соединенных Штатов Америки господина Рональда Рейгана и его супругу госпожу Нэнси Рейган, — нараспев, раскатистым голосом, усиленным киловаттами громкоговорителей, объявил почетный калифорниец Ричард Гир, который вместе с нестареющей Барброй Стрейзанд исполнял сегодня смешанную роль ведущего и мажордома.

— Плох уже старичок, — заметил Колин, — голова трясется, Паркинсон вплотную уже подступает.

— Да, — согласился с ним Рафалович и, перейдя вдруг на русский, на ухо Тане Розен пропел известные ей старые куплеты из Высоцкого: — “Вы не глядите, что Сережа все кивает, он соображает, он у нас все понимает…”

Таня прыснула, но тут же сделала серьезное лицо и легонько шлепнула Леню по руке.

— Нехорошо так про президентов…

Честь и хвала Колину, что именно он, узнав, что Леонида освободили из-под стражи, в Сет-Иль, в Канаде, где почти полгода тот содержался в качестве главного подозреваемого в убийстве Григория Орловского, именно он — Колин, испытывая комплекс вины и ответственности, — пригласил Леню в Лос-Анджелес отдохнуть после канадской каталажки и разбился в лепешку, чтобы Леонида включили в список приглашенных на губернаторский бал.

— О чем это вы там шепчетесь? — спросил Колин, хлопая очередному приветствию, объявляемому Барброй Стрейзанд.

— Так, русские реминисценции, — ответил Леонид.

— Ты погоди радоваться, — вставила Татьяна, — когда вашего-нашего первого россиянского вытащат на подобное шоу, лет через …дцать, у него и не так головка дергаться будет!

— А я вообще с той поры, как оказался на воле, всему радуюсь, — отпарировал Леонид, подхватывая очередной бокал с подноса, проносимого ливрейным лакеем.

— Эта девчонка-следователь, самоуверенная такая и напыщенная, она хоть извинилась? — спросил Колин, попыхивая сигарой и продолжая хлопать, зная, что его все время снимают десятком фото — и видео-камер.

— Мы с ней потом почти подружились, — сказал Леонид, допив вино и ища глазами лакея с подносом, чтобы отдать пустой бокал, — она мне сказала потом, что с самого начала не верила в мою виновность.

— Это они всегда так, все полицейские, когда проколются, потом никогда не признают своей ошибки, никогда, но ты не переживай, наслаждайся жизнью и радуйся… Этой твоей канадской полицейской никогда не попасть на губернаторский бал, разве на вечеринку к мэру деревни Сет-Иль, куда местная знать припрется в джинсах и где под французскую помесь из кантри и дурного шансона, под скрипочку и банджо примется отплясывать, притопывая как у себя в Провансе или Бордо…

— Ты злой, — сказала Колину Таня.

— Я не злой, я адекватный, — ответил Колин.

— Добрые жалеют бедных людей, когда те радуются своим бедняцким глупостям, а ты не адекватен, ты высокомерен, — сказала Татьяна с улыбкой.