— Именно… именно приглядывать…
— Система управления Орденом была установлена отцами-основателями, светлая им память, — подал голос Джейкоб Цорес.
— Светлая им память, — эхом подхватили собравшиеся.
— И не нам подвергать систему ревизии, — продолжал Цорес, — однако приложить максимум усилий к стабилизации системы, страхуя ее от внешних воздействий, мы просто обязаны…
— И вы, Цорес, тоже как Петти, за нагромождением слов, как под фиговым листом, стыдливо прячете срамную простоту помыслов — женить нашу Бетриббсу-тиранозавршу и влиять на нее через контролируемого нами мужа, — выпалил Макмиллан.
— Да, все правильно, Макмиллан, но ведь это в наших общих интересах, — вскинув голову, воскликнул Петти.
— И можно было бы даже подумать, что вам, Макмиллан, хотелось бы, чтобы прогрессисты вроде Гейла Блитса раньше нас расчухали опасность и взяли бы леди Морвен под свой контроль, — вставил Цорес.
— Если уже не опередили нас и не взяли, — воскликнул Петти.
— Мне не безразлично, кто и как будет влиять на решения, принимаемые леди Морвен, — ответил Макмиллан, — но мне со всей очевидностью ясно, что господин Цорес уже имеет кандидата в женихи нашей Бетриббсе, и уж он-то, в смысле господин Цорес, мыслит себя именно тем регентом, кто будет держать руку на главных рычагах…
— Поэтому мы и собрались, чтобы договориться об условиях контроля за властью, — сказал Петти-младший, уже не вскидывая головы, а, наоборот, опуская голову на грудь, так что все пять подбородков его вздулись в один сплошной жировой шарф вокруг необъятной шеи.
— Что ж, будем сговариваться, — сказал Макмиллан примирительно.
— Будем оговаривать кондиции, — подтвердил Петти.
Петти, кстати, помнил, помнил, как и положено хорошему адвокату во время затяжного процесса, что Цорес тоже не юрист по своему образованию и вообще учился не в Гарварде, и не в Англии с ее аристократическими Кембриджем и Оксфордом, но еще перед Второй мировой, до оккупации немцами Парижа, окончил курс “Эколь экономик”… И потом едва ноги унес от немцев, спрятавшись в Швейцарии у своего дяди — по линии баронов Ротшильдов.
— Здесь может выйти затруднение, — сказал Петти, — леди Морвен может отказаться выйти за иудея.
— Мой сын католик… Выкрещенный католик, если угодно.
И если угодно, он выкрестится в буддисты или в коммунисты… если это будет выгодно Ордену, — сказал Цорес.
— Без меня меня женили, — по-русски прошептала Татьяна, когда Петти с Макмилланом, прибыв в Морвен-хаус, передали ей текст меморандума.
— Мадам, давайте говорить начистоту, — начал Макмиллан, — вы дама более чем просто умная, вы наделены, безусловно, неординарными интеллектуальными способностями, поэтому мы и апеллируем не к женским струнам и химерам эмоционального свойства, а к разуму…
— И в то же время начинаете с пошлых комплиментов, — отпарировала Леди Морвен.
— Пошлых? Вы находите похвалу вашей сообразительности пошлыми комплиментами? — изумился Макмиллан. — Но разве лучше было бы мне начать с восхищения вашим внешним видом и нарядами? Мадам!
— Бросьте, Макмиллан, все наши отношения настолько заформализованы, что порой я сама себе кажусь существом не живым, а некой механической тварью, железной куклой, которую посадили на трон, дабы она исполняла определенные па, когда часики внутри зубчиком пружину отпустят и органчик заиграет, это, как видели, в средневековых часах, в Праге, когда в полдень все святые выезжают из замка и двигают руками, делают дансе и даже рты раскрывают…
— Вот-вот, — закивал Макмиллан, — вы совершенно правильно ухватили суть вещей, разве что прибегнув к образу, к ассоциации, но суть выразили совершенно ясно, суть в том, что власть, сконцентрированная в одних руках, она формальна, то есть конкретика власти выражается в формальных отправлениях каких-то конкретных действий…
— Например, официального появления королевы перед подданными, со всеми символами: короной, горностаевой мантией, скипетром в руках, — закивала Леди Морвен. |