— Не понимаю, давай еще раз.

Паша стал рисовать медленнее.

— Па…пара…парал. Все, дальше не могу!

— Ладно, давай по одной букве.

— П-а-р-а-л-л-е-л-е-п-и-п-е-д! Параллелепипед?!

— При чем здесь параллелепипед? Ерунду какую-то городят, а я — слушай всю эту дребедень! Вместо того чтобы спать рядом с женой в теплой мягкой постели, — Чахоточный зевнул, — да, незавидная у меня нынче работенка.

Тем временем Хряк стоял на коленях, обнимая руками унитаз. Его тошнило. Никогда в жизни его не тошнило так сильно.

— А теперь молчи! — шепнул Павел. И начал выводить букву за буквой. “М-е-н-я о-к-л-е-в-е-т-а-л-и. Я н-у-ж-е-н и-м к-а-к с-п-е-ц-и-а-л-и-с-т п-о и-м-п-а-к-т-и-т-а-м. Д-л-я п-р-о-в-е-д-е-н-и-я с-е-к-р-е-т-н-ы-х и-с-с-л-е-д-о-в-а-н-и-й”.

Таня чуть не вскрикнула. Павел вовремя успел зажать ей рот ладонью.

Они не разговаривали. Сидели молча и взявшись за руки. Как быстро пролетел вчерашний день, а потом ночь, в течение которой они не сомкнули глаз: боялись потерять даже малую толику отведенного им времени. Слова теперь были лишними. И в наступившем молчании им вдруг послышался шепот морских волн. Откуда он долетел: из вчерашних снов? Из далекого, неведомого будущего?

Ровно в 11.55 в дверь постучали. Паша собрался было пойти открыть, но вовремя сообразил: у него ведь нет ключа! И вообще, дверь заперта снаружи. А стук — предупреждение о том, что их время истекает. Пять минут! Осталось пять минут!

И они бросились друг к другу в объятия. И Таня разрыдалась. А Павел ее успокаивал.

— Ну все, детка, все. Не надо слез. Мы скоро снова увидимся. Раз нам теперь разрешают встречаться, мы обязательно увидимся. И мальчишек привезешь. Я по ним жутко скучаю. Не плачь, все самое страшное у нас позади.

Павел сам не очень-то верил собственным словам. Неизвестно, позволят ли им еще одно свидание? А если позволят, то когда? Вряд ли это произойдет скоро. И предательская слеза все-таки скатилась по его щеке. Он осторожно смахнул ее, так, чтобы Таня не заметила.

Чахоточный не ожидал от себя такого. Он смотрел на экран и рыдал, как ребенок на первом просмотре фильма “Белый Бим Черное Ухо”. Рыдал взахлеб и никак не мог с собой совладать.

— Нам пора, — тихо произнес Павел.

Они услышали, как в дверном замке поворачивается ключ. Вошел вчерашний надзиратель и с ним три амбала, те, что сопровождали Пашу по пути в “Каса де Койот”.

— Кхе-кхе, — тюремщик прочистил горло, потом потеребил левый ус. При виде обнимающейся парочки он почувствовал странную неловкость и сам не мог взять в толк почему.

— Павел Розен, вам пора.

— Наручники? — Павел привычным жестом оголил запястья. Таня смотрела с изумлением: ее милый, добрый, ни в чем не повинный Пашка так просто протягивает руки, чтобы их заковали в кандалы. Так, будто это нечто само собой разумеющееся.

— Ладно, обойдемся, — отмахнулся надзиратель, — от этих бравых молодцев все равно не сбежишь.

— Видишь, у меня тоже есть свои бодигарды, — пошутил Паша.

— Прощай. Нет, до свиданья. Только до свиданья! — Таня пыталась улыбаться. Но уголки губ предательски дрожали.

— До встречи! До скорой встречи! — Последний поцелуй. Наплевать, что все смотрят. Какая разница! На них и прежде смотрели, только, что называется, из кустов — через объективы видеокамер.

— Паша! — окликнула Татьяна, когда он был уже в дверях. И, когда любимый оглянулся, громко хлопнула в ладоши.