|
На третьей полосе внимание Станислава привлекла статья «Продолжительность отпусков в СССР». Он пробежал ее. Из статьи выходило, что все граждане в Советском Союзе имеют право только на двенадцатидневный отпуск. Чепуха какая-то. Потом взгляд зацепился за строчки: «Площадной бранью пользуются все, но особенно злоупотребляют ею женщины… Мужчины здесь, как ни странно, даже сдержаннее». Некто С. Водов в статье «Из глубины» утверждает, что «сейчас у нас на родине в кругах новой интеллигенции наблюдается усиление интереса к религиозной философии». Еще занятнее! Но глаза неудержимо слипались. Прочтя на одиннадцатой полосе объявление в черной рамке, что скончался князь Юрий Львович Дондуков-Изъидинов, и подумав, что вот, оказывается, до сих пор умирают русские князья, Станислав Михайлович уснул беспробудным сном.
Встал он утром в девять. Достал из чемодана бритвенные принадлежности, побрился, умылся, надел новый костюм и минут пять разглядывал себя в зеркале, поворачиваясь так и сяк. И вдруг ему сделалось стыдно: в такие годы вертеться перед зеркалом даже женщине не пристало, а он все-таки мужик… Он вышел в коридор. Услышав его шаги, из кухни появилась Фанни, свежая, словно умытая росой. — Доброе утро, — первой сказала она, и ямочки на щеках стали глубже от улыбки. — Здравствуйте. Брат у себя? — Он уехал по делам полчаса назад. Он велел мне покормить вас завтраком. Желаете у себя? — А где завтракаете вы? — На кухне. — Тогда и мне на кухне. Кухня оказалась размером метров в двадцать. У стены слева стоял обеденный стол. — Садитесь, — сказала Фанни. — Что желаете? Могу предложить яичницу с ветчиной, бифштекс, сосиски, сыр, салат. — Ну, это слишком много. Если можно, яичницу и салат. Фанни хлопотала у плиты. Станислав Михайлович чувствовал неловкость — надо бы о чем-нибудь поговорить с человеком. Но о чем? Он был не мастер вести развлекательные разговоры. — Вы давно из Канады? — спросил он, не придумав ничего оригинальнее. — Я езжу туда, езжу сюда, — ответила Фанни. — Еще месяц назад была в Оттаве. Теперь я здесь. А вы бывали в Вене? — Нет, я, кроме Москвы, нигде не бываю. — Как? Только Москва? — изумленно взглянула она, обернувшись. — Сейчас. А в войну пришлось кое-где побывать. Пешочком, конечно. — Вы были солдат? — Да. — Как это называется? Освободитель? — Фанни улыбалась очень мило. — Тогда так и называлось. Мы освобождали Будапешт. — О, это совсем близко от Вены. Не хотите туда поехать? Непонятный складывался разговор. Разыгрывает она его, что ли? Вроде непохоже. Он сказал: — Если захочу, могу поехать в Будапешт из Москвы. Сейчас я приехал к брату. — Ваш брат ездит всюду. Весь мир. К счастью, яичница поджарилась, салат был готов раньше. Фанни поставила перед ним тарелки, хлебницу с круглыми румяными булочками. — Мне надо кое-чем заняться. Позовите, когда захотите кофе, — сказала она и оставила его одного. Не успел он доесть, вернулся брат. Не снимая плаща и шляпы, он прошел на кухню. Поздоровались. Брат был озабочен и не в духе. Сняв и протерев платком очки, он ворчливо сказал: — Никогда не можешь располагать собой, черт бы побрал все эти дела. — Что случилось, Казимир? — встревожился Станислав. — Представь, я должен лететь в Париж. Срочно. Немедленно. Можно подумать, там умрут без меня. |
