И очень скоро революционная буря превратила гильотину в инструмент казни индустриального масштаба. Во время массовых казней, прокатившихся по стране, когда одновременно публично отрубали головы сорока — пятидесяти людям, палачи и их помощники, натренированные каждодневным опытом, достигали невероятной быстроты в работе: на каждого осужденного уходило не более двух минут — зловещий рекорд!
Как совершалась казнь?
Жертву подводили к вертикальной доске, называемой «качалкой», с помощью двух крепких ремней, расположенных на уровне груди и колен, привязывали к этой доске. Затем помощники палача опускали «качалку», и осужденный оказывался лежащим на животе, а голова его попадала в круг открытого отверстия. После этого палач закрывал отверстие и приводил в действие нож гильотины.
Во время массовых казней времен революции «качалка» оставалась всегда опущенной. У палача на эшафоте было четыре помощника. Один из них хватал правую руку жертвы, другой — левую, третий — ноги. Втроем они бросали ее на «качалку» лицом вниз. На связывание ремнями времени не тратили — держали руками. Четвертый помощник укладывал голову в полукруглое отверстие, закрывал сверху доской с полукруглым вырезом, так что голова оказывалась также зажатой, и почти одновременно опускался нож. Пока нож приводили в прежнее положение, помощники бросали тело в тележку, стоящую рядом с эшафотом, затем хватали следующего осужденного. Головы падали в большой мешок или корзину с опилками. За тринадцать минут такой палач, как знаменитый Сансон, мог отсечь двенадцать голов.
«Что за человек этот Сансон! — восклицал писатель Мерсье, оказавшийся в тюрьме и чуть было не угодивший на гильотину. — Он отрубает любую голову, кого бы ему ни привели!»
За 718 дней революции в Париже было совершено 2742 казни, в том числе было обезглавлено 344 женщины, 41 ребенок, 102 семидесятилетних старика, 11 — восьмидесятилетних и один — 93 лет. Это только те, кто был казнен в Париже по приговору Революционного трибунала. Некоторых казнили без суда. А общее число по стране достигало более 18 тысяч.
В этой многолюдной толпе обезглавленных были представители всех классов общества. И часто те, кто еще недавно отдавал приказы о казни, сами становились жертвами. Сначала казнили короля, затем королеву, а вслед за ними тех, кто отправил их на эшафот: судей, присяжных, прокурора, даже самого председателя трибунала Фукье-Тенвиля, от которого палач получал приказы и который каждый день заранее сообщал ему число приговоренных, дабы тот заказал необходимое число тележек.
Это время разгула массового террора окрестили периодом «гильотинад»; казни совершались по всей стране, и часто не хватало палачей, тогда находили любителей, которые взялись бы за эту кровавую работу.
Случалось, что из-за плохо сооруженной гильотины не удавалось сразу покончить с жертвой и тогда ее добивали вручную ножом. Обычай требовал, чтобы после казни, особенно если это была известная личность, палач поднимал голову за волосы и показывал народу — своего рода свидетельство того, что казнь совершилась успешно. Если казненный был лысым, то голову приходилось брать за уши. Потрясенная ужасом и зловещими деталями казни, толпа безмолвствовала.
Подобную сцену пришлось увидеть и Видоку на площади Рыбного рынка. Перед молчаливой толпой стоял старик, которого привязывали к «качалке». Вдруг раздались трубные звуки. На эстраде, занятой оркестром, сидел молодой человек в фуфайке с черными и голубыми полосками; его осанка скорее напоминала монашескую, а не военную; а между тем он небрежно опирался на саблю, эфес которой был сделан в виде фригийского колпака — символа свободы. За поясом у него торчали два пистолета, а на шляпе развевалось трехцветное перо. Это был посланец Конвента, или чрезвычайный комиссар, присланный вершить революционное правосудие, а точнее сказать, кровавую бойню. |