От психоаналитических исследований патологических умственных процессов мы как раз и ожидаем, что они приведут нас к каким-то выводам по вопросам теории инстинктов. Эти исследования, тем не менее, только начались и ведутся лишь отдельными специалистами, так что возлагаемые на них надежды пока что неизбежно остаются только надеждами. Не стоит как отрицать возможность, что расстройства либидо могут реагировать на эго-катексисы, так и недооценивать противоположную возможность - а именно, что вторичные или наведённые расстройства либидных процессов могут быть результатом аномальных изменений в эго. В самом деле, возможно, что подобные процессы составляют отличительную характеристику психозов. Насколько всё это можно отнести к паранойе пока что нельзя сказать. Тем не менее, есть одно соображение, на которое я бы хотел обратить особое внимание. Нельзя утверждать, что параноик, даже на пике процесса подавления, полностью устраняет свои интересы из внешнего мира - как, похоже, происходит в некоторых других видах галлюцинаторных психозов (таких как аментия Мейнерта). Параноик воспринимает внешний мир и принимает в расчёт любые изменения, которые могут в нём произойти, и эффект, оказываемый миром на него, заставляет его строить объяснительные теории ( такие как “наскоро сделанные люди” Шребера). Поэтому мне кажется более вероятным, что изменённое отношение параноика к миру следует объяснять полностью или большей частью через утрату либидного интереса (К. Г. Юнг критикует этот абзац, о его подходе Фрейд говорит в конце раздела 1 своей статьи о «нарциссизме» (1914)).
(4) Нельзя не спросить, ввиду тесной связи межу этими двумя расстройствами, насколько эта концепция паранойи повлияет на наше понимание раннего слабоумия (dementia praecox). Я считаю, что Крепелин абсолютно оправданно сделал шаг в сторону отделения большой части того, что прежде относили к паранойе, и отнесения её вместе с кататонией и некоторыми другими формами заболевания к новому клиническому разделу - хотя “раннее слабоумие” было удивительно неудачным термином для него. Название, введённое Блёйлером для той же самой группы заболеваний - “шизофрения” - также оставляет возможность для возражений, так как оно применимо лишь если забыть о его буквальном значении. Ибо в противном случае оно подготавливает разногласия, так как оно основано на характеристике болезни, которая является теоретическим постулатом, -- более того, на характеристике, которая свойственна не только данному заболеванию, и которая, в свете других соображений, не может считаться существенной. Тем не менее, в целом не так уж важно, какие названия мы закрепляем за клиническими картинами. Гораздо более важным представляется то, что паранойю следует рассматривать как отдельный клинический тип, как бы часто её картина не осложнялась присутствием черт шизофрении. Так как, с точки зрения теории либидо, хотя она и напоминает раннее безумие постольку, поскольку собственно подавление у обоих заболеваний имеет одно и то же основное свойство - устранение либидо вместе с его регрессией к эго -- она всё равно отличается от раннего безумия тем, что её dispositional фиксация имеет иное расположение и тем, что её подавленное возвращается с помощью другого механизма (т.е. другое симптомоформирование). Наиболее удобным мне представляется назвать раннее слабоумие парафренией. У этого термина нет особых коннотаций, но он указывает на связь с паранойей (названием, которое уже не подлежит изменению) и сможет также напоминать гебефрению, феномен, который теперь тоже относят к раннему слабоумию. Верно, что это имя уже предлагалось для других целей; но это не должно волновать нас, так как эти другие предложения ещё не закрепились как общеупотребимые термины (На основе впервые здесь высказанных соображений Фрейд явно предлагает заменить названия «Dementia praecox» и «шизофрения» на «парафрению» и отделять последнюю от родственного ей заболевания «паранойя». |