– Довольно! – со смехом воскликнула Эннис. – У них не было ничего, что вызвало бы мое отвращение, но я не почувствовала ни малейшего желания выйти за кого-либо из них замуж. Откровенно говоря, мне не хочется вообще выходить замуж.

– Но, Эннис, каждая женщина должна хотеть выйти замуж! – воскликнула шокированная леди Уичвуд.

– Именно это и подумают те самые люди, о которых ты говорила, когда увидят, что вместо того, чтобы остаться в Твинхеме, я живу в собственном доме! – воскликнула Эннис. – Они сочтут меня эксцентричной. Я стану одной из знаменитостей Бата, как старый генерал Престон или та таинственная особа, что носит обруч под платьем и массу перьев. На меня стану показывать пальцем и…

– Если ты не перестанешь нести этот вздор, я могу не сдержаться и отшлепать тебя, – прервала ее леди Уичвуд. – Не сомневаюсь, что ты привлечешь к себе всеобщее внимание, но уж никак не своей эксцентричностью.

Как выяснилось впоследствии, правы были обе. Эннис имела много знакомых среди жителей Бата, а поблизости от города жили несколько ее близких подруг, у которых она частенько останавливалась, так что в Бат девушка приехала не совсем чужой и незнакомой для его обитателей. То, что она решила покинуть кров своего брата, многие сочли некоторой эксцентричностью, но девушка всегда пользовалась славой крайне независимой молодой особы; в ту пору ей исполнилось двадцать шесть и, поскольку она уже вышла из девического возраста, только самые записные моралисты увидели в таком ее поведении нечто достойное порицания. Помимо независимости, она располагала еще и внушительным состоянием, так что в том, что она воспользовалась всеми его выгодами и преимуществами, не было ничего удивительного. Некоторое изумление вызывал лишь тот факт, что во время первого сезона в Лондоне ее быстренько не окрутил какой-либо джентльмен из тех, что охотятся за невестами, у коих красота и знатность дополняются богатым приданым.

Никто не знал его истинных размеров, но оно было явно велико: ее семья владела Твинхем-Парком на протяжении нескольких поколений; красота же Эннис была выдающейся. Если кое-кто и считал ее чересчур высокой, а кто-то полагал, что красивыми могут быть только брюнетки, то таких критиков нашлось немного. Поклонники, коих у нее сыскалось великое множество, объявили ее самим совершенством, в ней их восхищало все – от копны золотистых волос и до кончиков ногтей. Ее темно-синие глаза всегда полнились таким светом, что это потрясало воображение, а один влюбленный джентльмен поэтического склада уверял, будто их сияние затмевает звезды. Они улыбались, эти глаза, расположенные под изящно изогнутыми бровями, а ее пухлые губы, казалось, были рождены для смеха. Что же до всего остального, то она обладала точеной фигурой, двигалась с поразительной легкостью, одевалась с изысканным вкусом и имела безупречные манеры, что расположило к ней даже таких поборниц нравственности, как престарелая миссис Мандевилль, которая объявила ее «очень милой девушкой, совсем не похожей на вас, пустых и жеманных мисс. Не пойму, почему она до сих пор не замужем?!»

Те, кто был дружен с ее отцом, знали, что он обожал дочь, и полагали, что именно здесь могла крыться причина того, почему она не приняла ни одного из предложений руки и сердца. Ничего удивительного, говорили эти умники, что она переехала жить в Бат теперь, когда он умер: наконец-то она собралась замуж, а скажите, каковы шансы встретить достойного джентльмена в деревенской глуши? Только одна леди увидела в этом нарушение приличий, но, поскольку сама она отличалась завистливым и склочным характером да еще имела на руках двух дочек-дурнушек на выданье, никто не обратил на нее внимания.