В Мерв приехали днем. Тут на перроне густо. Сбежалось полгорода. В первых рядах среди встречающих чиновники — железнодорожные, почтовые, банковские и прочие. Еще и из вагона мы не вышли, а уже кричат:

— Долой комиссаров!

— Даешь Советскую власть без комиссаров!

Может быть, и почище бы что-нибудь выкинули, если б не соцрота. Бойцы Мервской красной роты тут же оттеснили контру: как только мы вышли на перрон, сразу взяли под защиту нашу комиссию. Полторацкий хотел было речь сказать, но толпа шумит, слова сказать не дают. Каждый митинговать хочет. Ну что ж, пошли в сад железнодорожного собрания. Он тут, рядом. Небольшая площадка со сценой и трибуной. Поднялись мы на сцену, сели за стол. А бойцы красной роты на страже встали. Начали митинговать. Полторацкий говорит: опомнитесь, товарищи. Революция в опасности. Рабочий класс Закаспия гнусно обманут эсерами. А ему говорить не дают. И крики, и матерщина отовсюду. А тут вдруг выскакивает прямо на сцену какой-то поп, то ли служка церковный, весь оборванный, чумазый, морда в саже и орет:

— Вот большевики что с народом делают! Избили меня, узурпаторы. А таких, как я, тысячи. Граждане, не дайте себя в обиду! Смерть им!

После-то я узнал, что это был переодетый полковник Крылов. А тогда он сумел сорвать митинг. Разбрелись люди, разделившись на два лагеря. Одни за комиссаров, другие — против.

Стало, значит, нам ясно, что оставаться без охраны более чем опасно. Ночевать пошли в казарму социалистической роты. Помещение большое, но постелей как раз только на бойцов и хватает. Кое-кто примостился на голых кроватях. Я тоже было лег. Но жестковато показалось. Вышел во двор. Решил сена раздобыть для постели. Отыскал конюшню. Тут, за изгородью, целый стог сена. Подумал, подумал и взобрался на сеновал. Благодать. И мягко, и главное — не жарко...

Полторацкий тем временем с товарищами из Совдепа и командиром красной роты решали, как быть дальше. Пытались выяснить обстановку в Асхабаде. Отправились на телеграф.

А я, лежа на сеновале, думал: до чего ж бестолковы эти обыватели. Неужели не понятно им, что буржуи никогда не станут поддерживать бедноту! И если уж начали заботиться о рабочем классе, то знай — здесь что-то не то, здесь что-то не чисто. Чего ради им думать о рабочем люде? С такими мыслями я и уснул. И проснулся от стрельбы. Стреляли рядом, у входа в казарму. Звенело оконное стекло, кричали люди. Спрыгнул я с сеновала, хотел было броситься в гущу событий, но опомнился вовремя. Понял, что совершено нападение на соцроту. Казарма роты была окружена множеством вооруженных людей, многих уже арестовали. Затаился я, не знаю — что делать. Вдруг слышу властный голос:

— Ведите всех арестованных на вокзал! Отправим в Асхабад. Там будет видно!

Понял я: это нагрянули эсеры. Надо спасаться. Вот уже и к конюшне, за лошадьми, идут. Выбрался я к забору, перелез и подался наобум, лишь бы подальше уйти. Сунулся к Мургабу — тут слышатся голоса мятежников. Вышел на улицу — целая ватага бандитов. Бегут, гогочут, сволочи. Понял только: электростанцию захватили. Отскочил я в сторону. Прошел немного берегом, гляжу — мост. Миновал мост, вышел на улицу. И тут мятежники. Опять куда-то свернул. До самого утра по переулкам плутал, пока не вышел к хлопкоочистительному заводу.