– Разумеется! Сразу же, как догоню.

Дальше я видел только грязный потолок коридоров станции, пыльные в потёках желтоватой жидкости светильники, ободранные проёмы переборок, полутёмный тронутый ржавчиной склеп грузового турболифта, тряский и грохочущий, как шахтная вагонетка, и снова коридоры. Каким путём меня везут, я понять не мог, потому что не привык путешествовать вот так, навзничь. Наконец, после очередной переборки потолок оказался где-то далеко вверху, почти невидимый в полумраке, а затем надо мной навис знакомый и родной металлический корпус, покрытый свинцово-серым чуть поблёскивающим электрохромным покрытием. Платформа наклонилась в сторону ног, так как репульсоры не смогли полностью скомпенсировать покатость пандуса.

– Сейчас-сейчас, – склонилась надо мной Падме. – Переложим тебя в капсулу и займёмся лечением. Больно? Потерпи.

– Нет, не больно, Маррен мне лошадиную дозу вкатила, – с трудом подняв руку, я успокаивающе помахал в воздухе ладонью.

– Термин «loshadinaya» мне неизвестен, – раздался сбоку строгий металлический голос медицинского дройда по имени Герхард. – Считываю данные… Введённая доза была адекватна. Сэр. Я займусь сосудами Вашей ноги, необходимо усилить анестезию. Хотите погрузиться в сон?

– Это обязательно? – я видел расширенные, наполненные страданием глаза Падме и решил, что отключаться сейчас не ко времени.

– Необязательно.

– Тогда нет. И, доктор, можно приподнять изголовье? Голова запрокинута, глотать трудно.

Дройд молча выполнил просьбу, приподняв ту часть ложа, где находилась голова, а плечи оставив неподвижными. Внутренность медицинской капсулы была ещё удобнее, чем передвижная кровать-носилки. Только мне почему-то стало казаться, она плавно покачивается подо мной, хотя умом я понимал: это невозможно, капсула прочно закреплена на своём основании. Двигался только дройд, бесшумно скользя на репульсорах.

– Каково состояние? – спросила Падме.

– Вторая степень тяжести, – доложил дройд, в то время как три его манипулятора проделывали какие-то манипуляции с моей ногой.

– Ох, хорошо.

– Что значит… вторая степень? – старательно выговорил я, язык едва слушался, и глаза закрывались.

– Это… – Падме на мгновение задумалась, а потом сердито сказала: – Герхард, прекрати блокировать мне доступ к твоим медицинским базам!

– Вы будете нервничать, хозяйка, – невозмутимо ответил дройд.

– Я не нервничаю, я обеспокоена! А деталей не помню. Сколько всего степеней тяжести?

– Пять. Пятая это кома, – пояснил дройд.

– Ну, видишь… Нормально, значит… – сказал я. – Падме… Дай мне лучше пить… Внутренние органы… целы… значит, можно…

– Да-да, конечно, – засуетилась она, – вот, пей.

– Всё-всё… Спасибо, сестрёнка… Ты, правда… перестань психовать…

– Да кто вам сказал, что я психую?

– Глаза… мокрые… – я улыбнулся или, по крайней мере, хотел это сделать, потому что голограмма машинально поднесла руку к лицу и покосилась на пальцы, сухие ли.

– Выдумываешь всё, – сказала она. – Ты бы поспал, пока Герхард закончит.

– Вот ещё… Я на тебя посмотрю лучше… – говорить было всё труднее, но я старался.