Дюрандаль вздохнул.

— Я послал все возможные письма со всеми возможными посланниками. Я даже послал туда художника с просьбой позволить ему написать портреты принцев. Я еще не получил ответа, но вы должны принять в расчет погоду в это время года, сир. Корабли не ходят. Почему бы вам не предложить секретарю Кромману тоже попробовать написать ей — вдруг ему повезет больше? — терять было нечего: ясно, что Кромман — с разрешения или без него — уже предпринимал такие попытки. Об отношении принцессы Малинды к Лорд-Канцлеру Роланду упоминать не стоило.

Судорога застарелой злости пробежала по распростертой королевской туше.

— Возьми заложников. Посади в Бастион бельского посла, купцов…

— Не стоит так говорить.

— Шут несчастный! — На бледных щеках проступил румянец. — Жалкая деревенщина! Думаешь, что можешь править королевством, а сам… не можешь совладать с одной упрямой безмозглой сучкой?

Это вряд ли было справедливо по отношению к его дочери, которая как-никак являлась женой правителя соседнего государства. Проблемы с принцессой были куда сложнее, ибо не сводились к ее личному характеру. Парламент никогда не одобрял идеи восхождения бельского варвара на шивиальский престол, хотя брачный договор четко определял условия, при которых править будет Малинда, а муж ее не может претендовать на большее, нежели место консорта. Парламент не без оснований сомневался в том, что такой всем известный пират, как король Радгар, будет думать о подобных тонкостях. Хуже того, Парламент угрожал выразить серьезную озабоченность (читай — мятежные настроения) в случае, если Король будет слишком болен, чтобы выступить перед ним, в то время как его наследница остается где-то на далеких островах. Начнутся разговоры о регентстве, грызня за место у трона и прочая мышиная возня. Время тирана стремительно истекало, но Амброз был слишком хитер, чтобы не понимать этого.

— Я старался как мог, сир. Я уверен, что ваши внуки приедут навестить вас весной, когда погода будет благоприятствовать судоходству.

Король отвернулся от него.

КАКАЯ ВЕСНА?

— У меня все, сир. Покорно прошу разрешения удалиться.

Амброз даже не взглянул на него, но после минутной паузы все же пошевелился.

— Счастливой… дороги… домой.

Дюрандаль коснулся губами пухлой руки. Она была холодна как зимние холмы за окном.

— Обещаю не переходить в галоп. Вы знаете, что я езжу только рысью.

Ответа не последовало.

Кромман открыл канцлеру дверь и придержал ее. Их взгляды встретились, когда Дюрандаль проходил мимо, и он увидел в глазах своего старого врага сдерживаемое торжество. Чему радуется этот мерзкий глист — тому, что Король вот-вот умрет, и лорд Роланд не будет больше канцлером? Весьма вероятно! Возможно, он считает себя настолько незаменимым, что новая Королева оставит его у себя на службе. Что ж, удачи ей! И ему тоже — они друг друга стоят.

Разумеется, смерть Короля освободит Дюрандаля от обещания вести себя хорошо. Он все еще не рассчитался за смерть Волкоклыка, но за долгие годы его ненависть сменилась досадливой брезгливостью, да приятными мечтами о расплате, когда секретарь особенно досаждал ему. Правосудие вершил Король, и отказавшись принять меры по отношению к Кромману, он фактически простил его. Дюрандаль давал свою клятву, будучи молодым, бесшабашным холостяком, бродягой, едва-едва вернувшимся из стран, где кровная месть в порядке вещей. Теперь он муж и глава семейства, отец и дед, почтенный государственный деятель, владеющий богатыми поместьями — а никак не человек, готовый пожертвовать своей жизнью и счастьем родных и близких ради такой ерунды. Может, он просто слишком стар? Может, ему просто не хватает задора, чтобы привести приговор в исполнение? Нет, просто этот слизняк не стоит такого скандала.