Дракон сидел в спальне, мрачно глядя в огонь. В помещении находилось еще с полдюжины Клинков. Они не разговаривали, не играли в кости — просто понуро сидели по углам. Это никуда не годилось. Все они были связаны клятвой и заклинанием хранить своего подопечного. Все они знали, что это означает готовность убить. Чего же они тогда так мучаются угрызениями совести?

Парагон, вытянувшись, лежал у огня. Он явно спал — еще одно свидетельство того, какие крепкие у него нервы, несмотря на почтенный возраст. Годы не притупили его смекалки. Он представлял собой в настоящий момент Опасность Номер Один.

Боумен встретился взглядом с Драконом и кивнул ему головой. Коммандер, нахмурившись, поднялся и вышел за ним. Боумен спустился по лестнице в комнату охраны, но она находилась прямо под королевской спальней. Отверстий в стене и потолке было больше, чем в плетеной изгороди — в замке не осталось укромного места для разговора. Он вышел на улицу и завернул за угол, где ветер был слабее.

— Стихии ради, что тебе неймется? — ворчливо спросил Дракон. — Тела мальчишки так и не нашли, нет?

— Нет.

— Тогда кого мы готовим на завтра?

Коммандер потеребил свою бороду.

— Лиона, пожалуй. Этого маленького прыщавого трусишку. Он ведь сам напросился.

— А что говорит Толстяк?

Дракон, вздрогнув, покосился на ближайшее окно — оно было наглухо закрыто.

— Он говорит, Кроммана.

Боумен ожидал этого.

— Почему?

— Говорит, тот вырос из своих штанов. Говорит, Парагон лучше, а он не может держать их обоих, а то они передерутся. Глотки перегрызут друг другу, так он сказал. Он считает, ему нужен Парагон, чтобы править Парламентом.

— Вот дурак!

Дракон не стал спорить. Он поплотнее запахнул плащ и поднял взгляд на облака, сквозь которые пробивался лунный свет. В деревне мерцали огоньки — там готовился большой пир для Его Величества.

— Дюрандаль не одобрил последнее назначение, — заметил Боумен.

— Я и сам не очень одобряю его.

— Но у тебя нет выбора. И у меня тоже. У него — есть.

— У него тоже не будет, когда мы угостим его мясом. Король говорит, это заставит его передумать.

— Заставит ли? Король слеп, когда дело касается Парагона. Может, и ты тоже?

Дракон быстро обернулся с лицом, искаженным от злости.

— На что это ты намекаешь?

— Ты бы умер ради принципа?

— Я бы умер ради своего подопечного, если нужно.

— Ради подопечного — да, а ради принципа? Ради морального принципа? Ладно, ничего. Мне плевать, умер бы ты или нет. Я и про себя-то не знаю. Но мне кажется, Дюрандаль умер бы. Даже если он обнаружит, что ему снова двадцать и что он с каждым рассветом снова сможет становиться двадцатилетним на протяжении тысячи лет, — он бы отказался от этого, разве не так? Если он считает, что это неправильно? Почему все мальчишки называют его Парагоном?

— Потому же, наверное, почему и я, — риторических вопросов Дракон не понимал.

— Значит, давай играть наверняка. Кого мы подадим завтра?

Последовало долгое молчание.

— Парагона, — сказал наконец коммандер.

— Я прослежу за этим. — Боумен повернулся, чтобы идти.

— Погоди! — крикнул Дракон.