Тоненькая багровая струйка стекала из уголка ее рта.
Да, демоны отступили, но они оставили после себя кровавый хаос.
Мэтью сидел напротив девушек на бархатном сиденье, вцепившись пальцами в подушки. Волосы его торчали в разные стороны, льняной пиджак и шелковый галстук были покрыты пятнами крови и ихора.
Едва демоны исчезли, Джеймс ускакал на Балии, отцовском коне, в надежде быстро добраться до Института и подготовиться к прибытию раненых. Чарльз увез Ариадну в коляске Консула, и Мэтью пришлось просить Люси и Корделию взять его с собой.
Алистер вернулся в Кенсингтон, чтобы рассказать Соне о происшедшем. Корделия в глубине души была даже рада, что у нее на руках остались ожоги от ихора: она сказала брату, что ей нужно в лазарет Института, где ей обработают раны, а кроме того, у нее появился предлог остаться там, предложить помощь в уходе за пострадавшими. В конце концов, сказала Корделия, они постоянно должны думать о том, какое впечатление производят на Анклав.
– Сейчас? – воскликнул он, вытаращив глаза. – Даже в такую минуту ты волнуешься о том, что о нас подумают местные?
– Это важно, Алистер, – ответила она. – Мы должны стараться ради отца.
Алистер не стал с ней спорить. Корделию, в общем-то, не удивила реакция брата: она знала, что он с самого начала считал все ее планы и замыслы пустой суетой. Они уже поспорили об этом в Сайренворте, и она тогда крикнула, что не в состоянии его понять. Почему он не собирается защищать отца вместе с ней, почему он считает, что для Элиаса уже нет никакой надежды, если еще не испробовали все средства? Но брат лишь ответил, что она ничего не понимает.
– Я по-прежнему не в состоянии постичь, как это могло произойти, – заговорила Люси. – Демоны не появляются днем. Не появляются, и все тут.
– Я слышала о случаях, когда они приходили в этот мир при сильной облачности, в полумраке, – возразила Корделия. – Когда солнечные лучи не могут проникнуть сквозь тучи…
Мэтью хрипло рассмеялся.
– Это была не простая гроза. С другой стороны, я никогда не слышал о демонах, которые в состоянии управлять погодой.
И он вытащил из кармана жилета серебряную флягу. Люси одарила его неодобрительным взглядом и отвернулась.
– А что вы скажете о ранах? – спросила Корделия. – Я никогда не видела ничего подобного. У Барбары кожа почернела вокруг следов от укусов…
– Вы никогда не видели ничего подобного потому, что ничего подобного никогда не происходило до сегодняшнего дня, – фыркнул Мэтью. – Демоны, которые превращают день в ночь? Которые атакуют в тот момент, когда мы наиболее уязвимы, потому что мы считаем, будто появление демонов невозможно?
– Мэтью, – резко произнесла Корделия. – Прекратите пугать Люси. Мы пока даже не знаем, с чем имеем дело.
Вместо ответа он глотнул из своей фляги; в это время карета проехала перекресток Ладгейт-Серкус и повернула на Флит-стрит. Корделия почувствовала острый, сладковатый аромат спиртного, почему-то напомнивший ей об отце.
– Люси не так уж легко напугать, правда, Люс?
Люси скрестила руки на груди.
– Я боюсь за Барбару и Ариадну, и за Пирса тоже, – произнесла она. – Неужели тебе все равно? Барбара – наша родственница, а Ариадна – одна из добрейших людей среди всех, кого я знаю.
– В этом мире не существует особых законов для добрых людей, – начал было Мэтью, но прикусил язык под суровым взглядом Корделии. Затем сделал очередной глоток из фляги и оскалил зубы в ухмылке. – Да, я веду себя как скотина. Я это прекрасно понимаю, не сомневайтесь. |