Подобрав принесенное, он не мешкая стал сочинять записку Петру. Вот что у него получилось:

«Дорогой Петя! Прощай навсегда! Меня оклеветали, но ничего уже не изменишь. Мерзавец Алик, чтобы уменьшить свою вину, прикинулся исполнителем чужой воли и так подтасовал факты, что мне не миновать тюрьмы.

Остается взывать к твоей логике! Ну сам посуди: зачем мне желать смерти Инны — моей подруги детства? И для чего «заказывать» этому подонку, чтобы тебя убил, когда ты — единственный, кто помог нам с матерью в трудном положении, в котором мы оказались?

Поэтому прошу тебя ничему не верить и обращаюсь с последней просьбой: передай с человеком, который доставит эту записку, поясной ремень для меня и две сотни зеленых, чтобы расплатиться за услуги. Больше уже я тебя никогда не побеспокою! Моя жизнь не удалась, и, если меня осудят, я не вынесу позора и унижений тюрьмы.

У тебя благородная натура, и ты должен меня понять!

Написал на обороте адрес и телефон офиса Петра и с нетерпением стал ждать своего почтальона. Охранник добросовестно выполнил поручение, — в тот же день доставил записку.

В очередной раз Петра ошеломила непредсказуемость бывшего друга. Его держали в курсе следствия, и он знал, что вина Кирилла установлена. Не понимал он в силу благородства души поведения негодяя — и потому не мог, не хотел верить очевидным фактам. Опять его обманула фальшивая логика изобретательного хитреца; гонец ждет в проходной ответа… После секундного колебания он решил выполнить просьбу — да простит его Бог. Что ж, пусть судьба разберется и поставит точку. Юленьку не вернуть, а Кира ожидает скверный конец — достаточно суровая кара за его грязные дела.

Вложил в конверт две купюры по сто долларов, снял с себя поясной ремень, все это тщательно упаковал в пакет и вызвал секретаршу.

— Передайте это человеку, который ждет в проходной!

Петр догадался, конечно, для чего преступнику понадобился ремень, и сожалел, о его неудачной жизни и том горе, которое предстоит пережить Любови Семеновне, — не знал еще, что ее поместили в психиатрическую лечебницу.

Охранник выполнил свою миссию до конца — сумел незаметно передать все арестанту, за что получил от него вторую сотню баксов. А тот, осознав, что теперь в его воле осуществить задуманное, окончательно впал в мрачную меланхолию.

Он ощущал потребность в принятии очередной дозы наркотика — привык уже, — и мысль, что в тюрьме это исключено, его убивала. Вдобавок представил себе картину: в грязной камере гориллы уголовники, заголив ему зад и нагнув, по очереди превращают его в педераста… Взвыл от стыда и боли — будто это происходило на самом деле.

— Нет, до такого не дойду! Лучше смерть! — набравшись решимости, пробормотал он.

Достал ремень, сделал петлю у себя на шее, вытянулся на койке и привязал другой его конец к спинке. Такой способ самоубийства ему был известен из литературы.

Однако мысль — вот он уходит из жизни, а ненавистный Петька благоденствует — невыносима… Решимость его ослабла, и в извращенном мозгу возникла новая идея: написать предсмертную записку и обвинить Петра Юсупова, что побудил его покончить с собой. Пусть его к следователям потаскают! Да и молва пойдет, деловая репутация пострадает…

Задуманная гадость приободрила, придала сил; позабыв, что у него на шее удавка, Кирилл сделал резкое движение, чтобы встать с койки, потерял равновесие и свалился на пол… Узкий ремешок затянулся мгновенно… «Какой бездарный конец…» — последнее, что мелькнуло в его угасающем сознании.

Глава 40. Семейный совет

В солнечный майский день, сразу после праздника Победы, в Москву из Германии приехали Яневич с Анфисой Васильевной.