На остекленной веранде накрыли обильный стол; изрядно проголодавшееся общество уселось вокруг него, чтобы отпраздновать открытие дачного сезона, и новое, ценнейшее приобретение — бассейн.

— Девчонкам в нем раздолье. А как же нам, взрослым, плавать? — с сомнением произнесла Вера Петровна. — Не развернешься, да и глубина всего около метра!

— У вас для этого надувные матрасы есть — забирайся, и плавай! — улыбнулся ей внук. — А для сестренок я привез надувные круги — пусть в них барахтаются, чтобы не захлебнуться.

После обеда Михаил Юрьевич он почти не пил — домой возвращаться, стал готовиться в дорогу, собираться; Петр решил заночевать на даче. Ему уже недолго оставалось до отбытия на учебу за океан, и захотелось напоследок подольше побыть с дедом и бабушкой.

Покормив ужином и уложив спать, нагулявшихся, уставших девчушек, как всегда по вечерам, уютно устроились на диване, у пылающего камина. Профессора и Веру Петровну интересовало все, что ожидает внука в далекой Америке: где собирается учиться и жить, как и с кем проводить свободное время; конечно, не забыли о Даше.

— Если по-прежнему сильно любишь — обязательно найди ее там, Петя! — стоял на своем, как и прежде, Степан Алексеевич. — По себе знаю: только с Дашей ты будешь счастлив по-настоящему!

— Я хочу этого больше всего на свете! — горячо признался Петр. — Но она, боюсь, уже поставила на мне крест. Мы ведь с ней, когда расставались в аэропорту, думали — навсегда!

— А мне сердце говорит, — тихо, как бы прислушиваясь к себе, возразила Вера Петровна, — что и она, Петенька, любит тебя так же сильно, как раньше. Такое чувство дается человеку на все жизнь! Тоже по себе знаю.

— Эх, бабулечка! — благодарно взглянув на нее, вздохнул Петр. — Если бы так — был бы самым счастливым человеком на свете!

Долго еще говорили: чем дорожить в жизни, к чему стоит стремиться. Петр выслушал от любящих его стариков много бесценных советов, основанных на их личном многострадальном опыте.

В разгар лета, когда Петр уже вполне прилично говорил по-английски и оформил свое поступление в Калифорнийский университет, из Германии наконец вернулась чета Яневичей. Лечение сотворило чудо: Раиса Васильевна прекрасно выглядела и была, как прежде, бодра и энергична, радовалась возвращению.

— Соскучилась я по родному Барнаулу, по дому… Хорошо жить в Германии, но природа… не та! Все окультурено.. Не то что тайга, горные вершины заснеженные — такая панорама: красота, величие…

Но тут же лицо у нее омрачилось.

— Вот только, доченьки моей будет не хватать… Но мы будем приезжать, навещать ее могилку. Ну зачем Господь ее взял, не меня…

— Видно, так суждено, что поделаешь, — утешала ее, как могла, Светлана Ивановна.

Вместе с сыном она встретила Яневичей на Белорусском вокзале — Михаил Юрьевич в очередном отъезде. Сама она только накануне вернулась с гастролей — упросила дирекцию предоставить ей отпуск.

Яневич тоже не собирался задерживаться в Москве.

— Сегодня только съездим на кладбище и отдохнем с дороги, а завтра с утра домой! — объявил он Петру. — Пора уже мне вплотную заняться делами на прииске. Спасибо твоему Волошину, а то быть бы беде!

— А что все-таки там произошло? — спросил Петр. — Я только знаю из телефонных разговоров, что ему удалось предотвратить глобальную катастрофу, хотя ущерб природе был все же нанесен.