— И как же? — не в силах подавить отвращение, но и не скрывая прежнего любопытства, спросил Садко.

— А ты слушай, купчина, слушай. Говорят, в германских землях нибанлунги эти жили с незапамятных времён. Жили в подземельях, и люди их редко видали. Но известно было, что умеют карлики находить золото и что скопили они его в чертогах подземельных видимо-невидимо. Однако же как-то прознал про их богатства то ли какой-то король тамошний, германский, то ли кто-то из этих, ихних... ну... рыцарей. Так ли, не так, а попытались люди богатства подземного народ отыскать да отобрать. Война случилась меж людьми и нибанлунгами.

— Нибелунгами, — вновь поправил Садко.

— Да язык с ними поломаешь! Словом, долго они воевали и сколько-то своего злата карлики утратили. А потому решили клады понадёжнее упрятать. Много их, люди сказывают. Развезли их колдуны подземельные в разные концы, в разных местах сокрыли. А самый большой спрятали на Нево-озере.

— И где же?

— В сорока двух верстах от града Ладоги. Ежели от берега отплыть летом на рассвете да плыть всё на север и на север, то покажутся острова. Много их там. И один высоко из воды торчит, горбом выгибается. Наверху на нём идол стоит каменный, какой-то бог германский иль варяжский. Вот по тому идолу остров отыскать не так уж и трудно. Куда труднее ход найти, что с одной стороны в нём открывается. Так уж прячется этот вход среди леса, коим остров весь зарос, что можно мимо десять раз проплыть, да ничего не увидать. Но купец-лиходей мне присоветовал: надо, к острову приблизившись, выпустить с ладьи голубку. Та к берегу полетит, и на неё сразу вороны чёрные кинутся. Живёт их там несть числа. Однако голубка от воронья скроется — влетит в проход под берегом, куда, видно, воронам влетать заказано: они снаружи колдовской клад стерегут. Тут уж надо на вёсла налечь, от воронов чёрных отбиться да поскорее в ту нору вплыть. И тогда, проплыв под островом, отыщешь громадную ладью. Та ладья сама из злата выкована и доверху златом полна. Богатство невиданное и неслыханное! Стоит она на воде посреди большой пещеры, и от её сверкания там светло, будто солнце светит.

Слушая, Садко лишь на миг представил себе сверкающее грудами золота золотое судно, и в его груди что-то защемило, захолодило сладким и жадным желанием.

Но здравый смысл тотчас заставил купца отрезветь.

— Постой, Бермята! Складно ты сказываешь, только поверить в твои сказки нельзя. Про воронов и голубку я, может, и поверю, про то, что под островом есть проход и пещера, тоже. Но как же может ладья, что из злата скована да златом же и наполнена, на воде стоять? Сто раз бы потонула!

И опять разбойник замотал своей гривой и для убедительности вытаращил глаза.

— Должна! Должна потонуть, да не тонет! Я ж те сказывал, да и сам ты должен был слыхать, если про карликов знаешь, что колдуны они и многое могут сделать не таким, каким оно обычно бывает. У них, слышь, говорят, и шапка-невидимка имеется, они и чары наводят такие, что видишь то, чего нет. Потому и ладья на воде стоит, хоть тяжесть в ней громадная да и сама тяжела непомерно. Колдовством сотворили её нибанлунги. Оттого клад их проклятым считается, оттого почти никто об нём не рассказывает: почти все, кто искал тот клад, живы не вернулись. Но ладью ту я взаправду видал!

Садко, не удержавшись, вздрогнул.

— Видал? Не врёшь?

— Да чтоб мне сей же час древом в землю врасти! Видал я, Садко, это диво, как вот тебя вижу.

— Видал и не забрал?

Вновь Бермята усмехнулся, но на сей раз с горечью.