Тебе какая-нибудь... Зоя Космодемьянская надо, а не Ксения Веточкина.
На пороге гаража появился Коля Шустов, приятель Филатова, работавший водителем в милиции Ежовска.
– Отпустили, Юрик? Ну, это надо отметить. Давеча Ксению видел, идет, глаза в землю, не замечает никого. Горевала, видать?
– Да пошли вы все к такой-то матери! – в сердцах выругался Филатов, заметивший, что Маркович делает Коле какие-то знаки. Тот понял и тему продолжать не стал. Ситуацию спас появившийся стажер, в сумке которого булькало и звякало.
Пили молча, сочувствуя Филатову и не зная, как помочь его горю.
Размышляя о своей жизни, Филатов никогда не употреблял глаголов сослагательного наклонения. «Если бы» – таких форм речи для него не существовало. «Если бы» он в свое время не прошел знаменитую школу Рязанской десантуры, не служил в «горячих точках», не общался с лидерами «оппозиции» кавказских республик бывшего Советского Союза, – это одно. «Если бы» он не «мочил» «авторитетов» преступного мира, спасая своих друзей, – это другое. И «если бы» Юрий Филатов считал возможным присвоить хотя бы копейку, не заработанную им, – это третье. Филатов был прям, как стрела. И опять же, «если бы» какой-нибудь писатель взялся за составление его жизнеописания, он был бы обречен: серых тонов, многоцветий, которые и составляют основу романа, в мировоззрении Филатова просто не было. Он родился «черно-белым» и таковым пребывал все свои почти четыре десятка лет. И видимо, поэтому после многочисленных приключений, гибели друзей, декалитров пролитой крови – своей и чужой – начинал иногда «бухать по черному», то есть употреблять алкоголь в таких дозах, которые простому смертному были «не по горлу». Правда, длилось это не долго – до начала какого-нибудь очередного приключения.
Вехи биографии таких людей, как Филатов, можно было обозначить именами государств, городов, областей, перевалов и рек: Рязань, Кабул, Кандагар, Саланг, Нагорный Карабах, Днестр, Терек, Грозный... И следами от пуль и осколков на их телах. Большинство из них старались даже не вспоминать реки крови, разорванные тела и взорванные сакли. Они молчали; говорили другие – те, кто отсиживался в штабах, кто проводил зачистки мирных сел, откуда давно ушли боевики, те, кто не знал о существовании такого физического параметра – температура кипения крови...
Однажды, рекомендуя десантника на работу, в разговоре с потенциальным нанимателем бывший сослуживец Филатова говорил о нем: «Фил почти сразу из Рязани «за речку» попал. Вышел оттуда в числе последних. Потом – Чечня... Парень что надо. Он мне чем-то царского офицера напоминает. Не поручика Ржевского, конечно, а совершенно наоборот. Какого-нибудь... ну, Андрея Болконского там... Храбр невероятно, солдат берег, прикрывал сам при отходе – было дело... Честен... Ну, не до глупости, конечно, но многим его не понять. Слышал я, что пару лет назад работал он инкассатором и оказалось у него три «лимона» баксов, практически бесхозных. Никто не знал, где они. Так он их в банк вернул». – «И себе ничего не оставил?» – спросил собеседник. – «Ничего, в том-то и дело. Гол как сокол. А со службы его поперли за то, что он одному мудаку с большими звездами оплеуху отвесил. Было за что».
В Ежовск Филатов попал в результате случайности: он встретил на Остоженке девушку, которую знал еще со школьных времен, когда они с приятелями часто наведывались в излюбленный подмосковный городок, где познакомились и подружились с местными пацанами. Среди них были представители всех тогдашних тусовок – от люберов и панков до хиппи, которые, как ни странно, в этом городе мирно уживались между собой. Младшая сестра одного из ежовских приятелей Филатова, Ксения, по уши влюбилась в него, и, как оказалось, пронесла эту любовь через годы. |