Затем ты полюбил ее за ее убеждения, убеждения Воинов Жизни, ощущая себя не только учеником и любовником, но и братом по клану.

Лишь с течением времени ты сумел соединить в своем ощущении Лин все ее личные качества, поведение, убеждения, прочие черты ее личности и полюбил уже ее саму, ее неповторимую индивидуальность, ее личность, ее сущность.

Но это была еще не высшая форма любви. Ты продолжал отделять ее личность от себя, и именно поэтому, когда вы расстались, столь велика была горечь потери.

– Я не отделял ее от себя, – сказал я. – Она всегда была отдельной. Мы сливались в единое целое на какие-то мгновения, но мы не могли стать одним существом, пребывающим в одном и том же теле.

– Вы не могли стать едины в одном теле, – сказал Учитель. – Но на высшей ступени любви вы становитесь едиными в своих чувствах. Это – любовь огненного тела, любовь, которая выше любви сущностей, любовь, которая никогда не прекращается. Она называется «Слияние с домом».

Лин оставила тебя слишком рано, и с ней ты лишь вступил в область любви огненного тела. Со мной ты зашел гораздо дальше. Прислушайся к самому себе, к своей душе. На лавке ты мне сказал, что почему-то не ощущаешь потерю. Может быть, теперь ты поймешь, почему это так.

Равномерный плеск воды, рассекаемой нашими руками, вводил в полугипнотическое состояние транса и обострения восприятия. Я знал, что Учитель уходит из моей жизни, может быть, навсегда, но, пробужденная его словами, в моей душе проснулась, вернее, даже не проснулась, а перешла на сознательный уровень та невыразимая, необъятная и безмерная любовь, которая росла и крепла с самого первого дня нашей встречи. Я знал, что эта любовь останется со мной навсегда вместе с Учителем, помимо моей воли живущим и существующим в моей душе. Он был со мной, и никакое расстояние не могло отнять его у меня. Мне было грустно оттого, что я могу больше никогда не услышать его голос, не рассмеяться от его ехидных шуток, но это было не главное. Как бы ни сложились в дальнейшем наши жизни, Ли навсегда останется со мной.

Радость, смешанная с болью, была так сильна, что я не мог говорить. Соленая морская вода смывала слезы с моих щек, и я радовался, что Учитель не видит их. Я не хотел плакать при разлуке.

– Ты научился прощаться, – негромко сказал Учитель. – Ты учился этому искусству в общении со многими женщинами, которых ты любил, некоторых – на уровне качеств и поведения, некоторых – на уровне убеждений и некоторых – на уровне их сущности. Но в искусстве прощаться есть еще одна очень важная тонкость – правильный выбор момента и настроения для прощания. Воин Жизни прощается на гребне своих чувств, на высшей точке своей любви и благодарности. Тогда боль разлуки уравновешивается благодарностью судьбе, подарившей тебе эту любовь.

Я вздрогнул, наткнувшись рукой на незамеченное мной скользкое тело медузы.

– Пора поворачивать к берегу, – сказал Ли.

Где-то далеко-далеко, за огромной массой черной воды россыпью драгоценных камней сверкнули огни набережной. Мы плыли обратно в молчании, казавшемся бесконечно долгим. Я подумал, как мудро было со стороны Учителя устроить этот разговор в воде, среди безбрежного моря, ограниченного только линией горизонта. Вода ласкала меня, снимая напряжение чувств и смывая боль утраты. На берег я вышел спокойным и почти счастливым.

– Будем надеяться, что местные полуночники не позарились на нашу одежду, – поддразнил меня Ли. – Иначе тебе придется топать в Симферополь голышом.

– А как же ты? – поинтересовался я.