Он только жалел о своей небрежности: надо было бы более внимательно следить тогда за направлением путл Брэма. Но сделанного уже не воротишь.
Здесь снегу было мало. Он спустил Селию на землю и в течение четверти часа они шли так скоро, как только могла идти она. Филипп был уверен, что это были крики эскимосов и что они пойдут напрямик к тому пункту, где они только что отдыхали, и хотел покрыть максимальное расстояние в те немногие первые минуты, пока враги Селии оставались еще позади. Два раза за это время они останавливались в местах, где их не мог бы заметить никто, и оглядывались назад. Идя вперед, Филипп все время выбирал самый редкий лес и избегал всего того, что могло бы служить для эскимосов засадой.
Так они прошли еще с полмили и вдруг наткнулись на снегу на лыжный след.
След!..
Он пересекал их собственное направление под прямым углом и, нагнувшись над ним, Филипп почувствовал, как вдруг какой-то комок подкатил ему к самому горлу.
След был не эскимосский. И самые лыжи были несомненным изделием белого человека.
Филипп прошел по этому следу с десяток шагов, все время стараясь попасть в отметины прошедшего незнакомца, но это ему не удалось. Человек, который еще недавно здесь прошел, имел шаг по крайней мере на девять дюймов шире, чем у Филиппа.
Филипп не мог скрыть от Селии своего волнения.
— Не родился еще тот эскимос, — воскликнул он, — который мог бы оставлять после себя такие широкие следы! Это шел белый или же Брэм!
Селия услышала произнесенное Филиппом имя, встрепенулась, вскрикнула и тоже бросилась к лыжным следам и с напряженным вниманием стала к ним приглядываться. Потом она подняла голову и отрицательно ею закачала. Нет, это был не Брэм! Она указала на отпечаток одной из лыж, затем подняла со снега сухую веточку и, поднеся ее к глазам Филиппа, быстро сломала. Это должно было означать, что одна из лыж Брэма была сломана. Филипп понял. Никаких недостатков в отпечатках следов не оказалось.
Значит, это был не Брэм!
Некоторое время Филипп простоял в нерешительности. Он знал, что Селия следит за каждым его движением, что она старается определить значительность этого момента по его лицу, и та же неведомая сила, которая незадолго перед этим заставляла его стоять и поджидать врагов, теперь так и подталкивала его к тому, чтобы пойти именно по этому лыжному следу. Друг или враг этот человек, оставивший за собою этот след, но он во всяком случае будет вооружен. Мысль о том, что значили бы для него и Селии ружье и несколько патронов, вызвала в Филиппе быстрое восклицание решимости.
— Он ушел на восток, — сказал он, указывая на след. — А нам как раз надо было идти к избушке на север. Но все равно, мы пойдем за ним. Мне нужна его винтовка. Мне она нужна больше, чем что бы то ни было на свете, кроме разве одной только тебя. Пойдем же!..
Будь в нем перед этим хотя бы тень сомнения, она несомненно сразу исчезла бы в следующий затем момент. Позади них уже ясно и отчетливо послышался странный, дребезжащий крик, который уже и раньше доносился до Филиппа издалека, когда он стоял у опушки леса и поджидал:
— Ум!.. У-ум!.. У-у-ум!..
Селия вцепилась в руку Филиппу. Она поняла все не хуже его самого.
Враги следовали за ними по пятам.
Селия посмотрела на него, и глаза ее вспыхнули. Он так был спокоен! По его лицу нельзя было заметить ни малейшего волнения. С такою же улыбкой он вдруг поднял ее на руки и так неожиданно, что она даже слегка вздрогнула. А затем она почувствовала, что ее быстро понесли над снежным простором. Пробежав с нею двести шагов, он снова опустил ее на ноги. Едва успели ее ножки коснуться снега, как она уже во весь дух бежала рядом с ним, держась за его руку, как ребенок.
Однако, спроси она у него, что именно он думал выиграть, торопясь так по этому неизвестному следу, — он, пожалуй, затруднился бы ей ответить. |