|
Для иных это будет веселым и забавным времяпровождением. — Не все же время можно работать,возразил Кениг. — Не все,подтвердил Засядько с сожалением. Кениг осторожно заметил: — Возможно, вы не пошли из-за стесненности в средствах... В таком случае, Саша, позвольте мне так вас называть, располагайте моим кошельком. Получаю я немало, а много ли надо одинокому человеку? Как я слышал, у вас небогатые родители. Засядько ответил просто: — Это верно. Мои родители денег присылать не могут. Но я не пошел на пирушку по иной причине. Просто... вспомнил пирамиды. — Что?.. Что?! — переспросил Кениг. Ему показалось, что он ослышался. — Пирамиды, возведенные неведомыми строителями Египта. Десятки веков стоят в пустыне, а люди все не надивятся. Да и поистине это величайшее из семи чудес света! — Что-то я не понимаю ваших иносказаний. — Это не иносказание. Строители пирамид были обречены на каторжный труд. Им было не до пирушек. Зато творения их рук уже не одну тысячу лет удивляют мир. А что осталось от тех, кто не строил пирамид, а проводил жизнь в пирушках? Ни-че-го. Кениг уважительно посмотрел на восемнадцатилетнего богатыря. Чего-чего, а такой философии не ожидал от юноши. Впрочем, всегда находились такие, кто остро сознавал краткость человеческой жизни. Юлий Цезарь в свои двадцать лет рыдал, читая жизнеописание Александра Великого: «Он уже в восемнадцать лет начал завоевывать мир, а я старше, но для бессмертия ничего не сделано!» — И ты тоже,спросил, неожиданно переходя на «ты»,хочешь строить свою пирамиду? — Да,горячо ответил Засядько.Разум мне дан, чтобы я им пользовался, а не низводил до скотского уровня в оргиях. Скажите, чем закончилась битва у Сиракуз? — Не помню,ответил Кениг удивленно. — Почти никто не помнит, хотя это была крупная битва. И почти никто не знает имен воевавших тогда царей. Зато все знают, что в те дни был убит один совсем незнатный человек по имени Архимед. Память хранит только имена людей, что-то сделавших для человечества, и я мечтаю быть среди тех, кто удостоился этой чести! Простите, если вам показалось, что я недостаточно почтителен к царственным особам... тех времен. Кениг отмахнулся: — Царственные особы... были разные. Это сейчас живем... гм, жили в просвещенном веке под рукой всемилостивейшей императрицы Екатерины, уже именуемой Великой. И не зря, можно сказать. Но тогда тем более зачем вам эти упражнения? Если знаете, что только умом и знаниями можно завоевать место в истории? А что значит грубая сила и это нелепое пыряние шпагой? — Я офицер. Я выбрал дорогу служению Отечеству. — Сейчас нет войны. — К тому же я малоросс,сказал тихо Засядько.Меня многие задевали, еще, когда я поступал в кадетский корпус. Дворянские сынки! Старинные роды, то да се. Я вынужден был научиться давать достойную сатисфакцию. — Вы — первая шпага училища,напомнил Кениг, снова переходя на «вы».И первая сабля. Никто лучше вас не владеет оружием. К тому же, говорят, вы знаете какие-то боевые приемы запорожцев? — Да,ответил Засядько неохотно.Я кое-чему научился еще до поступления в корпус... Но я еще не знаю, буду ли первым в армии! — Армия велика,заметил Кениг с улыбкой. — А дома в огороде я всегда был первым,сказал Засядько веселым тоном, но Кениг ощутил, что сын казацкого старшины говорит серьезно. |
