Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали открытый вызов тому призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал и другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую в огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог забыть, и никогда не сможет, ту доводящую до щемящей боли в сердце красоту, что отчасти и привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову и запел, радостно восклицая:

Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила в ее слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала на своем ранихине, суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои тяжелые ручища на ее острые плечи. Корик чувствовал это. Он ехал между ними, всепонимающий и безмолвный.

Так спешили вперед через утро великие ранихины, пока не остались позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал, словно природа и земля вокруг него были его зачарованными слушателями. Но Лорд Шетра и Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.

Немного позже, когда дело шло к полудню, они остановились рядом с ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины – пощипать травки. Гирим неуклюже сполз со спины своего коня на землю, подтвердив этим росшее в Корике подозрение: хотя Лорд был свободно избран ранихином, он был необычайно слабым наездником. Даже человек, впервые оказавшийся верхом на ранихине, мог чувствовать себя в полной безопасности, если, конечно, не побоится доверить себя на попечение мудрого исполина с равнин Ра. Но Лорд Гирим не был новичком в верховой езде, он отнюдь не впервые сидел на лошади. Однако он всю дорогу держался верхом на ранихине как-то странно, резко и беспорядочно размахивая в воздухе руками и судорожно подергиваясь, как если бы он то и дело терял равновесие и был готов свалиться вниз на землю. То, как он спускался с лошади, было полбеды. Корик подумал о предстоящем им долгом и тяжелом пути и внутренне содрогнулся, не ведая, как перенесет такую дорогу Лорд Гирим. – Он всегда так держался на коне, – ответил Сил. – У него не получается удерживать равновесие. Это чуть не помешало ему при избрании Лордом.

– Однако ранихин избрал его, – озадаченно проговорил Корик.

– И эти великие лошади никогда не ошибаются, здесь не стоит сомневаться.

– Да, – еще через мгновение ответил Корик. – И его ранихину известно об опасности.

Корика не покидало беспокойство. Интересно, известно ли Высокому Лорду о том, что за наездник из Гирима? Если да, то почему она избрала его? Однако подобные вопросы не должны были касаться Корика, и он отмел их, повторив вслух слова Клятвы. Миссия сама разрешит его сомнения и покажет, на что способен избранный Лорд.

Гирим и сам сознавал свою беспомощность. Он, прихрамывая, печально побрел прочь от ранихина и опустился на живот, чтобы испить воды из ручья.

Он пил долго и жадно, а затем, перевернувшись на спину, выпустил изо рта фонтанчик воды прямо на траву и тяжело вздохнул.

– Именем Семи! Еще только полдень? Половина первого дня? Друг Корик, долог ли наш путь до Прибрежья?

Корик пожал плечами.

– Думаю, доберемся туда дней за двадцать, если не задержимся в дороге.

– Двадцать?.. Мелекурион! Тогда будем молиться, чтобы ничто нас не задержало.