Он отшатнулся и произнес:

– Ладно, все, проехали. Нет, так нет. Торг окончен. Прощевай, дедушка. Может, ты и прав. Пусть эта вещица остается у тебя.

Ему вдруг расхотелось приобретать медальон. Мало того, в этот момент Глеб почувствовал даже какое-то отвращение к нему. «Тоже мне… спец! – подумал он со злой иронией. – Полтыщи зеленых тугриков за такой дешевняк. “В своем ли ты уме, младшой?” – вспомнил он отца. – Это какая-то подделка… или оберег-новодел, выполненный по сказочным мотивам и искусно состаренный. Такого добра сейчас навалом. Особенно много поддельных монет разных времен и народов».

Он круто развернулся, собираясь уходить, но тут же и остановился. Старик неожиданно резво вскочил на ноги, будто вспомнил молодость, цепко ухватил Глеба за рукав и потянул обратно.

«Блин! – раздраженно подумал Тихомиров-младший, вспомнив Шишкана. – Так мне эти базарные жуки все рукава пообрывают. А курточка, между прочим, новье, мне ее батя подарил, из Англии привез, и стоит она тысячу хрустящих бумажек с изображением королевы Елизаветы. Что нужно этому дедуле?»

– Один момент, – просительным голосом сказал старик. – У меня есть встречное предложение. Продай мне ту железячку, что носишь на шее. Я щедро заплачу.

Глеб невольно опешил.

– Вы шутите? – спросил он, вытаращив глаза. – Я ничего не продаю.

– Я вполне серьезно. Сколько ты хочешь?

– Нет!

– Слушай, сынок, давай сговоримся. Назови свою цену.

– Да отстаньте вы, наконец! – Глеб попытался вырвать рукав из цепкого захвата старика, но «запорожец» на самом деле оказался гораздо крепче, чем с виду. – У вас денег не хватит, чтобы купить этот амулет.

– Считай гроши в своем кармане. – На лице старика вдруг появилось надменное выражение, которое совсем не соответствовало его внешнему облику – Я могу предложить больше, чем ты себе представляешь. Смотри…

Старик полез во внутренний карман и достал оттуда тряпичный узелок. Когда он развернул его, то Глеб невольно поразился: на темной заскорузлой ладони «запорожца» лежал старинный золотой перстень с бриллиантом! Опытный взгляд Тихомирова-младшего сразу оценил изящную вещицу, явно сработанную средневековым западноевропейским ювелиром; перстень тянул минимум на десять тысяч долларов. Это если не учитывать исторической ценности вещицы.

– Махнемся, а? – Старик пытался всучить перстень Глебу. – Да ты не сомневайся, перстень не ворованный. Фамильная ценность. Уж он-то стоит гораздо дороже, чем твоя железячка.

Глеб не колебался ни секунды. Десять тысяч долларов и впрямь большие деньги, но не для него. Да и перстень всего лишь украшение. К артефактам его трудно отнести. Поэтому Глеб резко ответил:

– Мне это безразлично. Еще раз повторяю – я пришел на рынок покупать, а не продавать. К тому же хозяин этого амулета не я.

Эта мелкая ложь практически была правдой. Оберег с трехликим божеством фактически был ничейным. Бандарлог тоже не мог назвать оберег своим – хотя бы потому, что поначалу его нашел Глеб. Кроме того, амулет принадлежал кому-то в прошлом, и от ауры прежнего владельца его вряд ли освободили даже столетия.

Глеб (как и Николай Данилович) был уверен, что вещи имеют свою память и что она может дурно влиять на тех, к кому они переходят по наследству. Поэтому от артефактов с темным, а то и кровавым прошлым Тихомировы старались избавляться, а если и оставляли самые ценные экземпляры, то держали их в сейфе, который находился в специальном подземном хранилище под домом.