– Ну, как прошло?

– По крови догадался? Убрал я Ваньку-хромого, а с ним – ещё одного. Как звать, не знаю, но, похоже, – главарь. Его Ванька босяком называл.

– Слыхал о таком, прозвище это. Тать на Москве известный.

– Они собирались тебя грабить. О том говорили, а я подслушал.

– Ах ты, Господи, отвёл беду!

– Возьми рубаху мою, облей лампадным маслом и в печи сожги, причём – немедля.

– Исполню, как велишь! – Повеселевший Наум схватил рубаху Андрея, скомкал её и понёс на кухню.

Андрей снова смежил веки, однако купец был уже тут как тут.

– Андрей?

– Ты мне выспаться дашь?

– Рубаху твою спалил и деньги вот принёс.

Пришлось встать, взять деньги – в сарае выспаться не дадут.

Андрей прошёл в дом, в свою комнату, стянул пыльные сапоги и в одежде рухнул на постель.

Проснулся он к обеду. Умывшись, он утёрся куском льняного полотна, висевшего тут же, возле умывальника, и прошёл в трапезную. Наум уже сидел за столом весёлый, улыбающийся и разливал вино по кружкам – себе и Андрею.

После неспешного обеда домашние по традиции улеглись отдыхать. В доме было тихо, думалось хорошо, никто не мешал.

Деньжата, пусть и невеликие, у него теперь есть – надо же с чего-то начинать. По подсказке князей ходить по польским заставам и считать наёмников он не собирался. Все события, если до этого дойдёт, будут в центре, в Кремле – где самозванец сидит. А коли до воинства дойдёт, конная сотня ратников любую заставу в полчаса сомнёт. Застава – она больше для простых горожан.

Андрей сильно сомневался, что застава способна выявить и изловить лазутчика, если таковой появится. Да и откуда ему взяться? Новгород – и Великий и Нижний – присягнули, как и другие города, и явных очагов сопротивления в них нет. Стало быть, самому шевелиться надо.

Юродивый

– Похуже? – переспросил купец, полагая, что ослышался.

– Ну да. Такую, какую нищие да юродивые носят. Какую выкинуть не жаль.

– Тебе-то зачем? Али попрошайничать на паперти хочешь?

– Можно и так сказать.

Наум удивился:

– Странен ты зело. У тебя денег на избу хватит, пусть и не на каменную, а ты – попрошайничать… Полагаю – неспроста. Иль задумал чего?

– Задумал, но что – сказать не могу. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Это верно. Пойдём в сарай. Там вроде тряпьё висело, если супружница не выбросила.

После долгих поисков они нашли драные штаны, истёртую до дыр на локтях рубаху и пыльный колпак на голову, а на ноги – поршни заячьи.

– В них в походе удобно, нога не устаёт, – виновато улыбнулся купец. – В городе по мостовой в них ходить опасно. Лошади гвозди из подков теряют, ногу пропороть можно.

– Сгодятся, попробую.

– Тогда я супружнице скажу, пусть постирает – пыльная одежонка-то.

– Ни в коем разе, мне такая нужна.

– Как хочешь, – пожал плечами купец. Но покрутил удивлённо головой.

С дальнего конца улицы донеслись вопли и стенания.

– Что случилось?

Купец обеспокоился, выскочил на улицу – на дальнем конце её собирался народ.

– Наум, это убитых обнаружили. Сходи, полюбопытствуй, поохай – соседа же убили. Порасспрашивай, посочувствуй. Распустились-де тати, никакой управы на них нет.

– Ну да, разумно. Вроде я и не знаю ничего.

Купец ушёл. Не было его довольно долго, а вернувшись, утирал настоящие слёзы:

– Ох, погубили душегубы соседей!

Однако, подойдя к Андрею, он вытер слёзы рукавом и улыбнулся:

– Бают, что хозяин с гостем напились да и подрались, не поделив чего-то.