Михаил Харитонов. Золото твоих глаз, небо её кудрейЗолотой Ключ, или Похождения Буратины – 2
Повествование в отмеренных сроках,семидесяти четырёх действиях,пяти бездействиях,шести интроспекциях,двух аналитических сводках,трёх наставлениях,четырёх справках, семи справочных материалах,двух официальных документах и одном неофициальном,двух справках-синопсисах и одной справке-ориентировке,двухчастной ретроспективе,двух выносках и одной врезке,одном лирическом отступлении и одном нелирическом,выдержке из секретного доклада, предоставленной к сведению,одном историческом обзоре,обширном пояснении для читателей не вполне проницательных,бэд трипе, хард джобе и энаве сайде то хе стори,одном мистическом видении,трёх этапах большого пути,читательской инструкции,фрагменте документации, экспресс-консультации,флешбеке, эквифинале,физиологическом очерке,торжественном напутствии,рекламной паузе,пьесе в стихах, с небольшим, но достойным предисловием,двух частных письмах,с упоминанием ночи и утра,также и КТ 8885 %37181 сек. 238,а равно и во множестве цитат из разнообразных текстов,аллюзий, намёков различной толщины и рискованности,отсылок и указаний, перечислять кои было бы долго,а в общем и целом — в русских словах,приличных и неприличных, обычных и необычных,на всякий вкус, любой цвет и разный аромат,в числе немалом, но достаточном,расставленных автором в надлежащем порядкедля пользы и удовольствияг-на Читателя.
Краткая редакция
Alas, poore Booke, I rue Thy rash selfe-love; goe, spread thy pap'ry wings: Thy lightnes can not helpe, or hurt my fame.
ТОРЖЕСТВЕННОЕ НАПУТСТВИЕ Ты в пути, моя книга, в тяжёлом и трудном пути. Глухими окольными тропами бредёшь-пробираешься ты к читателю своему, моя книга. Мысью серой пластаешься ты промеж интеллигентских котурнов и охранительских берцев. Иные тебя бранят; некоторые — недостаточно восторгаются; многие даже гнушаются тобою, как овидьевым свитком элегий или велесовыми дщицами. Вот пример. Тайный мой друг, поэт Караулов, сосватал тебя, моя книга, в лонг-лист престижной литературной премии. Много ль ты обрела с того почёта, признания? Вовсе нет! Маститые литераторы, члены жюри, тебя распяли, пригвоздили и похоронили за плинтусом, отвалив на прощанье щедрых духовных бздянок. К примеру: скверно отозвалась о тебе литераторша Погодина-Кузьмина. Едкой лисьей щёлочью обрызгала нежные странички твои, о моя прелесть, литераторша Погодина-Кузьмина! Стыдно! — а ещё женщина! Хотя мужчины тоже хороши. В том же жюри засевший литератор Пермяков посмотрел на тебя, моя прелесть, узколобо. Он не услыхал твоей музыки, он не увидал твоих слёз, цветов и радуг. Он даже не содрогнулся, хотя было ведь от чего. Он чувств никаких не изведал. Мужлан! — чтобы не сказать хуже. И это ещё не всё. Опять же к примеру: известнейший фантаст, гуру жанра, некогда меня заметивший и ободривший, не так давно признал меня очень талантливым (ну, тут он был прав, согласимся) — но тут же и похулил тебя, моя книга, обозвав — наполненной мерзостью. Нет, ну каково? — а ведь он писатель, инженер человеческих душ. То-то души у нонешних людишек такие кривые, косые, корявые и морально устаревшие, как автомобиль «Москвич-408»! В интернете тоже многие неправы относительно нас с тобой. Вотпрямща некий влиятельный анонимус назвал тебя, моя трепетная, адским трешем. Ну, допустим, треш; но что в нём такого адского-то, я прям даже не знаю? Другой, менее анонимный, но лично мне незнакомый товарищ сказал, что в тебе, моя славная, много грязи и жестокого насилия. Вдомёк ли ему, что насилие обыкновенно бывает жестоким и не вполне чистоплотным? Третий — так и вовсе называл тебя сказкой злой и беспросветной. И не дочитал тебя, негодник, в чём не постыдился признаться. А ещё какой-то поц из Ливжора с жабою на аватарке прилюдно обозвал меня — меня! — бездарностью, пытающейся злобой и истерикой заменить отсутствующие талант и чувство языка. |
