Конечно, несравненно лучше было бы сбежать тайно, не подставляя себя под пули краснокожих. Но как это сделать?

Мысль моя работала лихорадочно, но в голову ничего дельного не приходило.

Тем временем совсем стемнело, и у вигвамов стали разжигать костры. Индеанки готовили ужин. Темный Волос снова принесла мне еду. И на этот раз ей пришлось уговаривать отца, чтобы тот получил согласие старого вождя. Мы почти не разговаривали, я только поблагодарил ее за доброту, и она сразу же ушла. Вскоре мои стражники тоже покинули меня, а их место заняли двое других. Я спросил, когда смогу лечь, и они ответили, что ждут Пиду, который хочет лично проверить надежность узлов и ремней.

Однако раньше молодого вождя ко мне пришел человек, которого я совершенно не ждал, — Одно Перо, отец девушки, приносившей мне еду. Он долго в молчании смотрел на меня изучающим взглядом, а потом, прежде чем заговорить со мной, приказал стражникам:

— Пусть мои братья оставят нас наедине, пока я не позову их.

Моя стража повиновалась без возражений, из чего я заключил, что старик пользовался среди соплеменников большим уважением и властью, хотя и не был вождем. Когда они ушли, Одно Перо сел передо мной на корточки и снова принялся молча рассматривать меня. Наконец он торжественно произнес:

— Бледнолицые жили по ту сторону Великой Соленой Воды, я хотя у них было много земли, они приплыли к нам в огромных лодках, чтобы завладеть нашими горами и долинами.

Он снова умолк. Правила индейского красноречия требуют, чтобы любой мало-мальски значимый разговор с белым человеком начинался с пространного вступления, где следовало перечислить все прегрешения бледнолицых. Я терпеливо ждал, когда он закончит обвинять белых и перейдет к сути. Но что же он хотел сказать мне? Передо мной показался проблеск надежды.

— Краснокожие мужи встретили белых дружелюбно, как братьев, но они отплатили нам черной неблагодарностью.

Он снова умолк. Я тоже выжидательно молчал.

— И сегодня они думают только о том, как бы обмануть нас и согнать нас с земель, которыми всегда владели наши предки. Если им не удается добиться своего хитростью, они применяют силу.

Последовало новое молчание.

— Краснокожий муж встречает белого и совершенно уверен в том, что перед ним его смертельный враг. Разве есть среди бледнолицых люди, которые не желали бы нам зла?

Теперь я догадался, куда клонил старик. Дело было во мне. Когда я и на этот раз не ответил ему, он спросил меня напрямик:

— Сэки-Лата не желает говорить со мной?

— Почему же? К чему мне отвечать, если я согласен с тобой?

— Разве не все бледнолицые желают нам зла?

— Нет, не все, — возразил я.

— Пусть Сэки-Лата назовет хоть одного из них.

— Я мог бы назвать много имен, но не сделаю этого. Если ты пошире откроешь глаза, то непременно увидишь одного из них.

— Я вижу лишь Сэки-Лату.

— Его я и имел в виду.

— Ты хочешь сказать, что Сэки-Лата не питает к нам вражды.

— Нет.

— Ты когда-нибудь убивал или ранил краснокожих?

— Мне приходилось защищать свою жизнь. Я давно доказал, что не желаю зла краснокожим. Сколько раз помогал я им в борьбе против белых! Если ты справедлив, то должен будешь согласиться со мной.

— Сус-Хомаши справедлив.

— Вспомни о Виннету. Мы были с ним братья. Разве Виннету не был краснокожим воином?

— Он был великим краснокожим воином, хотя и нашим врагом.