Осторожно и медленно, чтобы не привлечь внимания и не разбудить стражников, я ощупал то место, куда упал ножик, перебрал траву стебелек за стебельком и в конце концов нашел его. Через минуту у меня уже была свободна и правая рука!
Приняв прежнее растянутое положение, я шевельнулся несколько раз под одеялом, чтобы проверить, насколько глубоко спят мои сторожа. Они не двигались и не обращали на меня внимания.
Будь, что будет! Стражники лежали у моих ног, их головы находились не более чем в футе от меня. Осторожно освободившись от одеяла, я сделал два быстрых взмаха кулаком, чтобы оглушить краснокожих. Я связал их по рукам и ногам теми же ремнями, которые минуту назад стягивали мое тело, отрезал от одеяла два куска, сунул часовым в рот кляпы и оглянулся в поисках моего верного жеребца. Чубарый, как и в прошлую ночь, бродил поблизости.
Я встал и потянулся. Боже, какое же это блаженство — размять хотя бы несколькими движениями застывшее тело, разогнать кровь по жилам! Как только я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, я снова лег на землю и пополз от вигвама к вигваму. В стойбище было тихо, и я без помех добрался до жилища молодого вождя, но, когда моя рука уже протянулась к пологу входа, слева от меня послышался легкий шорох. Я отдернул руку и прислушался. Шорох перешел в звук шагов, и кто-то остановился напротив меня у входа, не замечая моего присутствия.
— Темный Волос! — тихим шепотом позвал я.
— Сэки-Лата! — откликнулась она.
Я встал во весь рост.
— Почему ты не в вигваме? — спросил я.
— Вигвам пуст. Я не хочу, чтобы потом меня или сестру обвинили в том, что мы помогли бежать тебе. Моя сестра больна, и за ней нужен уход, поэтому я взяла ее в вигвам отца.
Ее женская хитрость потрясла меня.
— Мое оружие там же?
— Да. Там же, что и днем.
— А где лежат ружья?
— Под ложем Пиды. У Сэки-Латы есть конь?
— Мой жеребец ждет меня у дерева смерти. Ты была ко мне очень добра, я многим тебе обязан. Спасибо.
— Сэки-Лата добр ко всем людям, мне хотелось бы, чтобы все были такими же, как он. Ты когда-нибудь вернешься к нам?
— Думаю, что да. Я вернусь вместе с Пидой, который станет моим другом и братом.
— Ты едешь за ним? Не говори ему ничего про меня. О том, что я сделала, не должен знать никто, кроме моей сестры.
— Ты сделала для меня очень много. Благодарю тебя, — сказал я, взяв ее за руку
— Пусть твой побег будет удачен. Мне пора идти.
Девушка исчезла в темноте. Я стоял неподвижно, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Краснокожий ребенок с добрым сердцем! Я вошел в вигвам, в котором, как уже знал, никого не было, нашел на ощупь ложе Пиды, а под ним — ружья, завернутые в одеяла. Револьверы, нож и седло были там, где я видел их днем. Не прошло и пяти минут, как я уже снова стоял под деревом смерти и седлал моего коня. Когда все было готово, я склонился над стражниками и заметил, что они уже пришли в себя.
— Счастье отвернулось от воинов кайова. Им никогда не видеть Олд Шеттерхэнда у столба пыток, — сказал я тихо. — Я уезжаю следом за Пидой, чтобы помочь ему схватить Сантэра. Может быть, я вернусь к вам вместе с ним. Передайте старому вождю, что он может не беспокоиться за сына: я буду защищать его и вести себя с ним как с другом и братом. Сыновья и дочери кайова были добры ко мне, поблагодарите их за меня и скажите, что я навсегда сохраню их в своем сердце. Хуг! Я все сказал!
Я взял чубарого под уздцы и повел за собой. Я не решился вскочить ему на спину там же, в стойбище, из опасения, что топот разбудит кого-нибудь из индейцев. Удалившись на несколько сот шагов от стойбища, я с удовольствием сел в седло, которое, как самонадеянно утверждали кайова, никогда не будет служить мне. |