— Как тебя зовут? — обратился ранчеро к негру.

— Боб, — ответил тот.

— Подходящее имя для негодяя. А тебя как зовут?

— Виннету, — спокойно ответил мой краснокожий брат, которого тоже забавляло происходящее.

— Виннету? Ты украл это имя, ведь так зовут знаменитого вождя апачей. А тебя?

— Маршалл.

— Вот видишь, у него та же фамилия, что и у дона Аллена, — скороговоркой выпалила сеньорита.

— Ничего удивительного, обычная фамилия для янки, — заметил ранчеро. — К тому же они меняют имена чуть ли не каждый день. А тебя?

— Сан-Иэр.

— Твое имя тоже ворованное, так зовут известного охотника и убийцу индейцев. А тебя?

— Олд Шеттерхэнд.

— Да вы не просто разбойники, но и наглые лжецы! Вы присвоили себе чужие имена!

Я выступил на несколько шагов вперед и встал рядом с тем вакеро, которому утром пришла в голову мысль набросить лассо на Бернарда. Несомненно, он заслуживал наказания.

— Мы не лжем. Если вам нужны доказательства, я готов их представить.

— Где же они?

В то же мгновение мой кулак опустился на голову вакеро, и тот рухнул на землю, не издав ни звука.

— Вот это и есть знаменитый удар Олд Шеттерхэнда!

— Держите меня, я умираю, мне дурно! — вскрикнула сеньора Эулалия, заломила руки и упала на грудь добрейшего дона Фернандо.

Тот хотел вскочить на ноги, но не тут-то было: сладостная ноша крепко вцепилась в него, не давая пошевелиться. Единственное, что ему оставалось — разразиться проклятиями и угрозами, в чем его поддержала сеньорита Альма.

Мексиканцы прекрасно сражаются верхом, но в пешем бою они никудышные вояки. Вакерос не были исключением из общего правила. Растерявшись, они смотрели на нас. Мои же товарищи после нанесенного мной удара схватились за ружья, готовые сражаться.

— Не пугайтесь, сеньора, — попытался я успокоить хозяев, — мы не причиним вам вреда. Между нами возникло небольшое недоразумение, которое следует немедленно исправить.

Приблизившись к стульям, я поклонился, вспомнил цветистые обороты, обычные для мексиканцев, и обратился к сеньоре Эулалии:

— Донна, я всегда считал себя поклонником красоты и редких женских достоинств. Прошу вас, очнитесь и одарите меня ласковым взглядом.

Донья Эулалия томно вздохнула, открыла глаза и попыталась кокетливо улыбнуться, хотя на ее пожелтевшем лице проступали замешательство и тревога.

— Прекрасная донья, вспомните, как в древние времена дамы вершили суд над рыцарями и те подчинялись их приговору. В споре с нами дон Фернандо представляет потерпевшую сторону, поэтому не сможет судить нас по справедливости. Мы просим его предоставить решать вам, кто прав и кто виноват, и надеемся, что вы столь же добры, сколь и прекрасны, и будете к нам снисходительны.

Женщина приосанилась — видимо, я сумел ей польстить.

— Вы действительно те, за кого себя выдаете? — спросила она.

— Ну конечно, разве бы мы посмели обмануть вас, донья Эулалия?

— Вы слышите, дон Фернандо де Венанго де Гаяльпа? Эти славные сеньоры просили меня быть их судьей.

— Пожалуйста, вершите суд, сеньора Эулалия, — согласился ранчеро. — Я уверен, вы приговорите негодяев к повешению.

— Если они того заслужили, дон фернандо-и-Колона де Молинарес! Я готова выслушать вас, — обратилась донья ко мне.