— А что ответил на это Анри? Как он повел себя?

— Боюсь, что не лучшим образом. Думаю, что если бы отец был на ногах, они непременно бы подрались, — Элен низко опустила голову и продолжала: — Присутствовать при этой сцене было для меня настоящей мукой. К несчастью, я даже не могла покинуть комнату. Ты ведь знаешь, что хотя Ивон бывает временами бестактной, ведет себя подчас глупо, — и уж никто не станет отрицать, что она действительно швыряет деньги на ветер, — однако сама по себе она довольно беззлобный человек, доброжелательный, легкоранимый и готовый тут же разрыдаться, как только кто-нибудь позволит себе обратиться к ней резким тоном.

Габриэль подавила в себе желание возразить подруге, сказав, что слезы Ивон — это крокодиловы слезы, и плачет она для того, чтобы разжалобить и тем самым избежать грозящей ей опасности разоблачения. Кроме того, Ивон принадлежала к тем редко встречающимся женщинам, кого слезы не только уродуют, но делают еще более привлекательной, и поэтому она всегда старалась извлечь выгоду из этого своего качества.

— Довольно говорить о семейных неурядицах! Ты приехала сюда, чтобы отвлечься и отдохнуть от них. Нам пора вернуться к мужчинам. Они наверное не поймут, в чем дело и почему мы так долго задерживаемся здесь.

Как хозяйка дома Габриэль прежде всего хотела показать своим гостям шелководческую ферму. Хотя процесс выращивания кокона находился еще в начальной стадии, Габриэль все же считала, что ее родственникам, никогда не видевшим такого хозяйства, будет небезынтересно осмотреть его. Поэтому, взяв под руку Жюля и Элен, она повела их по тропе на ферму. Все трое шли вместе, весело смеясь и беззаботно болтая. Эмиль молча следовал за ними.

Три дня пролетели для Габриэль, как одно мгновение. Она старалась не разлучать брата и невестку ни на мгновение, хорошо понимая, как важна для них обоих каждая минута, проведенная вместе. Однако ей очень хотелось поговорить с Жюлем с глазу на глаз, и такая возможность предоставилась Габриэль незадолго до отъезда гостей, когда Эмиль пригласил Элен посмотреть его коллекцию редких мотыльков из породы шелкопрядов, родиной которых были Индия и дальний Восток и которых он вырастил не для коммерческих целей, а только из-за необычной красоты. Жизнь этих созданий была мимолетной, и по ее истечении они попадали под стекло в большие плоские деревянные витрины, расположенные вдоль стен кабинета Эмиля. Габриэль вместе с Жюлем направилась в зимний садик, расположенный в одном из помещений дома, где произрастали экзотические растения всевозможных форм и размеров, некоторые из них были в цвету. Здесь летало несколько видов мотыльков-шелкопрядов, вылупившихся из коконов. Размер крыльев некоторых из них достигал нескольких дюймов. Двери были затянуты сеткой, не дававшей возможности насекомым вылетать наружу.

— Наконец-то мы можем поговорить с тобой наедине, — неожиданно произнес Жюль.

— Я подумала о том же самом! Мне хочется дать тебе один совет. Я знаю, ты не хочешь, чтобы Элен терпела все тяготы походной жизни, и не берешь ее с собой, поскольку боишься за ее здоровье, помня, как трепала ее лихорадка во время военного похода в Италию, куда она отправилась за тобой сразу же после вашей свадьбы. И все же теперь ей непременно следует поехать вместе с тобой в действующую армию, или ты должен купить для нее дом. Она заслуживает лучшей доли и имеет право на личную жизнь и досуг. А вместо этого ей приходится быть опорой семьи, где ей не дают ни минуты покоя. С тех пор как я вышла замуж и покинула дом, у нее прибавилось забот и хлопот.

— Знаешь, я ведь тоже хотел поговорить с тобой именно об этом, — сказал Жюль и, взяв сестру под руку, подвел ее к маленькому диванчику, — у нас с Элен уже был разговор на эту тему.