|
Задние огни и передние огни, красные и белые кровяные шарики, проталкиваемые сквозь лейкемическое тело света. В твоем мозгу красный стоп?сигнал. Миллиард огней. (Десять миллионов людей.) Сколько киловатт в час? Решетка, уложенная на решетку, от гор и до моря. Миллиард огней. Да, округ Ориндж. Джим закапывает себе в глаз солидную каплю новейшей продукции Сэнди, промаргивается, и тут же окружающее начинает пульсировать. В мгновенном сатори он прозревает структуру всех структур – все слои освещения ОкО, за многие десятилетия, за многие поколения. Некоторые из решеток даже приподнимаются над землей и поворачиваются на девяносто градусов, чтобы согласоваться с метаструктурой открывшегося целого. – Я бы назвал эту твою штуку Прозрение структур. – Подходяще, – согласен Сэнди, – я это вижу. – Да с такой высоты все увидишь и после таблетки аспирина, – возражает Эйб. – Точно. И это я вижу. – Нужно назвать ее Согласие, – предлагает Таши. – Точно. И это я вижу. – Мы в центре мира, – объявляет Джим. Эйб и Таши начинают озираться по сторонам, словно они пропустили дорожный знак – ведь должна же быть табличка, или еще что, точно? – Округ Ориндж – это конец истории, чистейший ее продукт. Тысячи лет цивилизация двигалась на запад, пыталась догнать закатное солнце, а потом они пришли сюда, на берег Тихого, и дальше идти было нельзя. Тогда они остановились здесь и сделали вот это. Они были на последнем великом подъеме корпоративного капитализма, потому?то все здесь организовано чистейшим образом: покупать и продавать, покупать и продавать, и так все до самой мелочи. – Марксист хренов. – Им, наверное, нравились фонари. Джим стряхивает с себя друзей и мгновенно впадает в тоску; разговор об истории возвращает его к главной миссии сегодняшней ночи. – А ведь было совсем не так! – Загибаешь, – говорит Таши; они с Эйбом обмениваются улыбками: Джим бывает такое отмочит – почище видео. – Нет, не загибаю. Вся эта низина была покрыта апельсиновыми рощами, двести квадратных миль апельсиновых рощ, а то и больше. Здесь было больше апельсинов, чем сейчас лампочек. – Что?то верится с трудом, – хором откликаются его друзья. – Но это так! Округ Ориндж [] был сплошным огромным апельсиновым садом, – вздыхает Джим. Эйб, Таш и Сэнди переглядываются. – Это ж сколько деревьев, – серьезно заявляет Эйб. Таш давится смешком, а не желающего сдерживаться Сэнди охватывает приступ знаменитого чапмэновского хохота: – А?хахахахахаха, а?хахахахахаха. – Слышь, – спрашивает Таш, – а тебе не надоела дорога? – Спрашиваешь! – орет Джим. Эйб щелкает переключателем рядов, они сворачивают в крайний правый, а затем крутят по выездной эстакаде, пока не оказываются двумя уровнями ниже, на Чапмэн?авеню. Улица Сэнди. У нее всего два уровня, и ведущий на восток, где они и оказались, верхний из этих двух. В Эль?Модене кончается вся этажерка, они снова на земле, на шоссе с двухсторонним движением. – Куда теперь, профессор? – Паркуйся в молле [], – говорит Джим. Эйб пристраивает машину, а Джим тем временем еще раз справляется по карте. Он дрожит от возбуждения – совсем ведь новая идея, эта самая миссия, эдакая самодеятельная археология. Годы чтения книг по местной истории породили в нем неконтролируемый уже порыв что?нибудь такое найти, страстное желание потрогать, погладить какую?нибудь реликвию прошлого. И сегодня – великий день. Великая ночь. Они припарковались в конце Хьюз?молла, перед рестораном «Эль?Торито». |
