— Я взял ее за руку.
— Ты не хочешь послушать про плохие воспоминания?
— Если честно, нет.
— Сюда иногда наведывались слуги и устраивали себе вечеринки. Занимались любовью. — Она помолчала. — Я поняла, что они занимаются любовью, когда мне было тринадцать лет. Они всегда запирали дверь. С тех пор я перестала спать в этой кровати.
Я молчал.
— Ты понимаешь, что я хочу сказать? Это был мой дом. Место, которое я считала своим.
— Я понимаю.
— А… однажды… мне было пятнадцать лет, я пришла сюда. Дверь не была закрыта. Я вошла внутрь, поднялась наверх: мне нужно было что-то забрать из спальни… а эта парочка лежала здесь, они были голые, они спали… — Сюзанна взглянула на меня. — Вероятно, я получила тогда травму. — Она попыталась улыбнуться. — В наши дни пятнадцатилетних девчонок этим не удивишь, они все это видят на экране телевизора.
— Да. — Я не мог поверить, что тот случай до сих пор волнует ее. Тут было что-то другое, я чувствовал, что она собирается рассказать об этом.
Она помолчала, потом продолжила:
— Моя мать в какой-то момент стала приходить сюда вместе с мужчиной.
— Понимаю, — сказал я, хотя и не понял, видела ли она здесь свою мать и с кем.
Сюзанна прошла по сгнившим половицам к обломкам кровати.
— И здесь я потеряла свою невинность.
Я молчал.
Она повернулась ко мне и грустно улыбнулась.
— Вот такой это был домик для игр.
— Пойдем отсюда.
Сюзанна направилась вслед за мной по тропинке между кустов роз. Я замедлил шаг, подождал ее и пошел рядом.
— Так это ты сама подожгла этот дом? — спросил я.
— Да.
— Извини.
— Ничего страшного.
Я обнял ее за плечи и произнес шутливым тоном:
— Я не рассказывал тебе, как однажды в детстве в Великую пятницу испугался потемневшего неба?
— Много раз. Лучше расскажи мне, как ты потерял невинность.
— Я же тебе рассказывал.
— Ты рассказывал мне три разные истории. Но могу поспорить, что я была первой женщиной, с которой ты лег в постель.
— Возможно. Но не последней.
— Ну и ловелас. — Она больно ущипнула меня.
Мы молча шли по роще. Я провел ладонью по ее щеке и понял, что она плачет.
— Все будет хорошо, — пообещал я.
— Я слишком стара, чтобы верить сказкам, — сообщила она мне.
По предложению Сюзанны мы свернули в сливовую рощу, затем направились к «храму любви». Больше половины деревьев уже погибло, но даже от оставшихся исходил сильный аромат, пропитавший все вокруг.
Мы вышли на поляну, где стоял круглый «храм», и, не говоря ни слова, поднялись по ступенькам и открыли тяжелую, обитую медью дверь.
Заходящее солнце лишь слегка подсвечивало настенные барельефы на эротические сюжеты. Сюзанна прошла по мраморному полу к статуям Венеры и обнаженного римлянина. Обе фигуры из розоватого мрамора были выполнены в сидячей позе. Судя по всему, они только что слились в поцелуе; скульптор посадил их так, что все детали ниже пояса оказались на виду. Римлянин отбросил свой фиговый листок, его пенис был в возбужденном состоянии. Как я уже говорил, для 1906 года эта скульптура была очень смелой, а возбужденный пенис некоторые и в наши дни считают чем-то порнографическим.
Женщины, кстати, вполне могут поместиться у этого самца на коленях и испытать мощь его мужской стати. В Древнем Риме во время сатурналий девственницы часто именно таким способом лишали себя невинности. |