Надтреснутым и будто бы сразу постаревшим голосом Конькевич произнес через силу:
— Где вы ее взяли?..
* * *
Молча посидев несколько минут, Жорка встряхнул головой, будто проснувшись, поднялся и, по-стариковски шаркая ногами, подошел к «хрущевскому холодильнику», а проще — нише в стене кухни, выходящей на улицу. Открыв ее, он долго выставлял на пол многочисленные банки с соленьями, разнообразные коробки и пустые бутылки, а затем в тишине кухни раздался громкий металлический щелчок.
«Ага, вот где у нас сокровища, — автоматически отметил Александров, в котором неожиданно проснулся профессионал. — Запомним...»
Хитрый Жорка, несмотря на многолетнюю дружбу, никогда не говорил ему о том, где хранит наиболее ценные экспонаты своей коллекции. Естественно, после того случая с обыском он где-то оборудовал тайничок. Теперь-то ясно, где именно...
Вдруг Жорка, сидящий в неудобной позе на корточках, опустив голову, не оборачиваясь, выдавил:
— Николай Ильич, вы меня брать пришли?.. Николай даже растерялся от такого вопроса:
— Ты что, Жорка, совсем тут охренел со своими бабами? За что?
Жорка медленно поднялся и, помедлив, выложил рядом с принесенной монетой еще одну, на вид точно такую же. Николай жадно схватил ее и поднес ближе к свету. Да, монеты были совершенно идентичны, только у Жоркиной дата выпуска другая: «1993».
Видимо, в действиях капитана было столько неподдельного удивления, что у Жорки немного отлегло от сердца и он несмело тронул представителя закона за плечо:
— Коль, ты в самом деле не за мной пришел?
— Пошел ты, Георгий, знаешь куда?.. К еврейской матери! — Александров досадливо сбросил с плеча его руку, продолжая сверять обе монеты. — Скажи лучше, что это за денежки такие занятные...
Конькевич заметно оживился, почувствовав, что призрак камеры, замаячивший было перед его глазами во всей красе, правда, навеянной «самиздатом», отступает. За пристрастие к сей литературе Николай его нередко бранил, хотя в его прямые обязанности охота на диссидентов не входила. Жорка сгреб со стола вторую монету и лупу и начал совать все это под нос капитану.
— Да не знаю я, что это за монета! Ты посмотри, портрет-то совсем не Николая. Сравни!
Он сбегал к тайнику и для верности сунул в руки Александрову еще одну золотую монету, тоже десять рублей, тоже Николая II, но уже несколько потертую — 1911 года выпуска.
— Сравни, сравни! Видишь — бороды нет, да и не похож совсем.
— Да видел я все это... — слабо сопротивлялся Николай, и без лупы уже видевший «двенадцать различий».
— Смотри еще, на реверсе, видишь — дата?
— И дату я разглядел. Моя еще свежее — девяносто четвертого...
— И орел еще... Смотри — на крыльях-то, не восемь, а двенадцать гербов!..
Александров с трудом отпихнул от себя Жорку, сжимавшего антикварную лупу, и, встряхнув его за плечи, заорал:
— Что это за монеты?!!
Конькевич враз как-то сник, будто детский шарик, из которого разом выпустили воздух:
— Не знаю я, понимаешь...
— Фальшивка, что ли?
— Нет, настоящее золото. Девятисотой пробы, я проверял, есть у меня кое-какие методики... Гурт тот же, хорошего машинного оформления, стиль штемпелей... Да и смысла нет никакого другой портрет чеканить, понимаешь?
— А я вот читал где-то, не помню где, что в какой-то африканской стране фальшивомонетчик один шизанутый деньги печатал со своей физиономией. Может...
— Нет, тут явно не то. Смотри, какая проработка, исполнение. От подлинника не отличишь, да и в обращении они обе были. |