Когда поняла, сказать прямо побоялась, всё выведывала у него… нужен ребёнок — не нужен. Мы все говорили — не нужен ему… а она — одно слово, влюблённая. Размечталась, что семья случится. Что он её из горничных если не в герцогини, то в фаворитки заберёт.
Он положение не замечал — в раннюю пору в ауре не видно, только знающий разглядеть может. Потом на длительную охоту уехал, потом к этой… к герцогине Хорсминской. Там на всю зиму и остался.
Вернулся, а у Сириллы восьмой месяц. Пузо — сама представляешь какое. Тут уже любой, не то что маг догадается…
В общем, страсть что было. Избил бы девку, если б страж один не заступился. Стража того, кстати, нет уже. Упал с башни, случайно. Сирилла с глаз герцога сбежала, мы её в кладовой заперли, а сами… Ох, эта буря — лёгкий ветерок, в сравнении с той. Ведь герцог жениться вздумал, а дитёнок Сириллы, хоть и бастард, право на наследование имеет. И если случится так, что у новой жены детей не будет, всё ему достанется.
Что было — даже вспомнить страшно. И ладно бы просто буря, а тут же… Сирилла поняла, наконец, что любовь кончилась, а ребёнка, когда родится, в выгребную яму бросят… аж взвыла от горя. Тут-то роды у неё начались.
А как рожать, если младенец с восьмого месяца, да ещё вперёд ножками? Без магии никак. А с магий — герцог найдёт. Вот Синта герцогу и его друзьям вино со снотворным понесла. Голой на столе танцевала, чтоб отвлечь. Напились когда, уснули, ещё вина влила. Говорят — чуть не задушила герцога нашего…
Ну а мы Сириллу из кладовой достали, роды приняли. Но тело-то уже истерзано, да и с младенцем не всё хорошо… Не выживет она. Нет, не выживет.
— А корона? — глухо спросила я. Горло после рассказа кухарки перехватило, язык не слушался.
— Не поможет корона. Ребёнок ясно чей? Ясно… По нашим законам, герцог им и владеет.
— Но это бред! Он же убить его собирается!
— Ага… ты докажи сперва. Слово герцога все наши слова перевесит. Скажет — мать умом после родов тронулась, сама дитёнка прятала и лечить не давала… Или что другое скажет, но выкрутится.
Я по-рыбьи глотала воздух, но его категорически не хватало. Грудь сдавила дикая, непреодолимая боль. К своему ужасу, я прекрасно понимала, безнадёжность, о которой рассказывала кухарка. Ведь у нас то же самое — все равны перед законом, но некоторые ровнее.
— А побег?
— Куда она побежит? — хмыкнула кухарка. — Во-первых, больная. Во-вторых, герцог сразу найдёт. Он её ауру хорошо помнит, ему даже метка не нужна…
— Но она же умрёт! — выпалила я. Получилось невероятно громко, народ в кухне замер.
— Умрёт, — глухо признала краснощёкая. — Госпожа колдунья, мы знаем, но… поймите, тут поделать нечего. Мы… мы просто стараемся, чтобы дожила по-человечески. Всё лучше, чем в выгребной яме, по велению герцога, утонуть.
От этих слов не просто замерла, впала в ступор. А кухарка добила:
— Госпожа колдунья, я знаю о чём говорю. Кабы был способ, думаете, не исхитрились бы? Исхитрились… но нет у нас ничего. Герцог над всеми, а закон… он в таких делах не работает. Если что попроще, тогда да, а тут…
Мир перед глазами поплыл, но не от слёз, нет… Просто всё происходящее казалось психоделическим сном, да ещё боль в груди…
— Вам лучше вернуться в свои покои, госпожа, — так же глухо, так же безысходно. — Хотите, Вирта проводит?
Я сумела кивнуть, на слова сил не осталось.
…Вирта оказалась очень смышлёной девочкой — она вела так, чтобы не столкнулась с другими гостями. |