|
Между этими чиханьями Буратино начал подвывать жалобным тоненьким голоском: -- Бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко! -- Перестань реветь! -- крикнул Карабас Барабас. -- Ты мне мешаешь... Аап-чхи! -- Будьте здоровы, синьор, -- всхлипнул Буратино. -- Спасибо... А что -- родители у тебя живы? Аап-чхи! -- У меня никогда, никогда не было мамы, синьор. Ах, я несчастный! -- И Буратино закричал так пронзительно, что в ушах Карабаса Барабаса стало колоть, как иголкой. Он затопал подошвами. -- Перестань визжать, говорю тебе!.. Аап-чхи! А что -- отец у тебя жив? -- Мой бедный отец еще жив, синьор. -- Воображаю, каково будет узнать твоему отцу, что я на тебе изжарил кролика и двух цыплят... Аап-чхи! -- Мой бедный отец все равно скоро умрет от голода и холода. Я его единственная опора в старости. Пожалейте, отпустите меня, синьор. -- Десять тысяч чертей! -- заорал Карабас Барабас. -- Ни о какой жалости не может быть и речи. Кролик и цыплята должны быть зажарены. Полезай в очаг. -- Синьор, я не могу этого сделать. -- Почему? -- спросил Карабас Барабас только для того, чтобы Буратино продолжал разговаривать, а не визжал в уши. -- Синьор, я уже пробовал однажды сунуть нос в очаг и только проткнул дырку. -- Что за вздор! -- удивился Карабас Барабас. -- Как ты мог носом проткнуть в очаге дырку? -- Потому, синьор, что очаг и котелок над огнем были нарисованы на куске старого холста. -- Аап-чхи! -- чихнул Карабас Барабас с таким шумом, что Пьеро отлетел налево. Арлекин -- направо, а Буратино завертелся волчком. -- Где ты видел очаг, и огонь, и котелок нарисованными на куске холста? -- В каморке моего папы Карло. -- Твой отец -- Карло! -- Карабас Барабас вскочил со стула, взмахнул руками, борода его разлетелась. -- Так, значит, это в каморке старого Карло находится потайная... Но тут Карабас Барабас, видимо не желая проговориться о какой-то тайне, об Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
