— Ты хочешь, чтобы я расценил это как абсолютно беспристрастное и строго объективное суждение? — Майкл вылез из ванны и начал энергично вытираться.

— Он любит меня.

— Это я вижу.

— Фу, как пошло.

— Слушай, Белла, обещай мне одну вещь. Если у тебя что-то будет не так, сначала сообщи мне. Обещаешь?

Она кивнула.

— Обещаю. Я по-прежнему считаю тебя своим лучшим другом. Но ты зря беспокоишься, у меня все будет хорошо. Вот увидишь.

Она повела его обедать в «Ма Квизи» на Уолтон стрит. Этот ресторан пользовался такой популярностью, что они ни за что туда бы не попали, если бы Изабелла не заказала там столик в тот же день, когда она узнала о приезде Майкла в Лондон.

— Больше всего на свете мне нравится сопровождать дам в положении, — заявил Майкл, когда они уселись за свой столик. — Все мне улыбаются так сочувственно, будто переживают за меня.

— Не мели чепухи. Они улыбаются тебе просто потому, что ты такой красивый.

Поговорили о ее работе. Изабелла взяла с него слово прочесть труд и сделать замечания. Затем Майкл объяснил ей, что главной целью его приезда в Лондон было написать серию статей о движении против апартеида и о политических эмигрантах из Южной Африки, живущих в Великобритании.

— Я уже договорился об интервью с некоторыми из известных деятелей: Оливером Тамбо, Денисом Брутусом…

— Неужели ты думаешь, что наша цензура пропустит эту твою статью? — спросила Изабелла. — Они, скорее всего, опять запретят весь выпуск, и Гарри будет в бешенстве. Он всегда приходит в бешенство, когда корпорация несет убытки.

Майкл усмехнулся.

— Бедный старина Гарри. — Это прозвище так и пристало к нему, хотя теперь оно звучало, мягко говоря, неуместно. — В жизни для него существуют только два цвета — не черный и белый, как в морали, а черный и красный, как в финансовом отчете.

За десертом Майкл неожиданно спросил:

— А как мама? Ты давно с ней не виделась.

— Не мама, не мать и даже не мамуля, — язвительно поправила его Изабелла. — Ты прекрасно знаешь, что она считает все эти слова ужасно буржуазными. Что касается твоего вопроса — нет, с Тарой я давно не виделась.

— Белла, это наша мать.

— Ей следовало бы помнить об этом, когда она бросила отца и всех нас, сбежала с каким-то черномазым революционером и родила ему коричневого ублюдка.

— А тебе следовало бы быть чуть потерпимей, когда речь заходит о рождении маленьких ублюдков, — спокойно сказал Майкл и тут же заметил боль в ее глазах. — Прости меня, Белла, но ведь не только в твоем случае бывают особенные обстоятельства. И мы не должны судить ее слишком строго. Согласись, отца вряд ли можно назвать идеальным мужем, с которым так легко и просто жить; к тому же не всякий может приспособиться к бабушкиным правилам игры. Видишь ли, у некоторых из нас хищные инстинкты недостаточно сильно развиты. Мне кажется, что Тара с самого начала совершенно не вписывалась в нашу семью. Она никогда не ощущала свою принадлежность к элите. Ее симпатии всегда были на стороне обездоленных, а затем она повстречала Мозеса Гаму…

— Дорогой мой Микки, — Изабелла наклонилась через столик и взяла его за руку, — ты самый добрый, самый понимающий человек на свете. Всю свою жизнь ты только и занимаешься тем, что находишь оправдания всем нашим поступкам и отводишь от нас Божью кару. Я так тебя люблю. И у меня нет ни малейшего желания с тобой спорить.

— Вот и чудно. — Он крепко стиснул ее руку. — Значит, мы вместе навестим Тару. Она регулярно писала мне.