– А ты не ошибаешься? – спросил он явившуюся к нему прислужницу. – За мной ли тебя прислали?

– Моя госпожа нобилиссима приказала позвать первого попавшегося врача. Одна старуха, у которой я спросила на рынке, назвала мне тебя. Она сказала, что ты воскресил из мертвых ее сына. Идем же скорей, идем!

Пантелеймон усмотрел в этом десницу божию и без дальнейших рассуждений отправился с прислужницей во дворец. На форуме он потерял ее в шумной толпе и у входа во дворец попросил одного из рабов показать дорогу. Старый раб довел его до первой колонны перистиля.

– Отсюда пусть господь укажет тебе дорогу, – сказал он, – мне вход сюда запрещен.

Пантелеймон прошел во внутренние покои, и его никто не остановил. Прислужницы, когда императрицу навещала дочь, уходили к себе посудачить.

У входа в спальню врач остановился, напряженно вслушиваясь в тихие рыдания. Войдя, он увидел двух женщин, которые, склонившись друг к другу, горько плакали.

Услышав шаги, обе затихли, и та, что моложе, спросила:

– Кто ты?

– Врач.

– Кто прислал тебя?

– Бог.

Другая женщина простонала:

– Разве есть бог, который еще не отвернулся от меня?

– Мой бог не отворачивается от страждущих.

Валерия внимательно посмотрела на врача, так странно одетого.

– У тебя какой-то свой бог?

– Он не только мой. Это бог всех, кто верит в него. Уверуйте вы, он станет и вашим.

– Имя твоего бога?

– Его называют просто богом. Ему не нужно имени, потому что он един. А сына его единородного, умерших за нас, зовут Иисусом Христом.

Императрица, рыдая, воскликнула:

– Я тоже родила бога!.. Куда он делся?.. Ради кого умер?

Врач обратил к ней спокойное, просветленное лицо.

– Так и Мария плакала о сыне своем.

– Мария?

– Матерь Божия, родившая Иисуса… Его распяли на кресте, и он умер, но потом воскрес. Она может утешить горе любой матери.

Августа широко открытыми глазами пристально рассматривала вдохновенное лицо врача.

– А меня какой бог утешит? – с горькой усмешкой воскликнула Валерия.

– Тот же, который послал меня к вам… Боги, которым поклоняетесь вы, не могут дать утешения, потому что не умеют страдать. Они могут только радоваться. Но страждущие глухи к радости. А мой бог может утешить целый мир, потому что сам пострадал за него.

Врач достал из капюшона власяницы небольшое распятие.

– Вот это я оставлю вам в защиту и утешение. На ночь кладите его в изголовье, и он оградит вас от дурных снов. А когда на глаза навернутся слезы, возьмите его в руки, и ваши сердца исполнятся тихой радости.

Обе женщины перестали плакать и напряженно слушали странные речи врача – так еще никто с ними не беседовал.

– Как тебя зовут? – спросила императрица, никогда не интересовавшаяся именами даже самых высокопоставленных сановников.

– Я – Пантелеймон, врач антиохийских нищих… Да будет с вами бог, ведь и вы нищие.

И врач ушел, оставив на одеяле распятие. Валерия взяла его в руки.

– Но это просто деревяшка! – удивилась она.

– Деревяшка? – равнодушно переспросила императрица, чувствуя, как тяжелеют ее веки. – А ты, дочка, не хочешь поспать?

– Я так устала, мама!

– Ложись рядом со мной. Посмотри, как мало нужно мне места.

– Какая ты хорошая, мама, – мягко проговорила Валерия, ложась на край кровати и обнимая мать.