Джулиан Мэй. Золотой торквесИзгнанники в плиоцен – 2
Барбаре – няне, редактору и наставнице Напьешься серебристых слез луны. Твой путь в огне, но ты без страха выйдешь На берега неведомой страны… Пусть рок гласит: «Не преступи порога! Оставь надежду, отврати свой взор! Закрыта для тебя весны дорога, И над тобой безмолвья приговор! Пригрезилось тебе садов благоуханье. Лишь пустота и мрак владычат в мирозданье…» Но тьма не вечна: после битв и бед Наполнит душу чистый звездный свет.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕЗАЛЬЯНС
1
Стрекоза сверкнула золотой искрой над неподвижно застывшей мачтой корабля. При первом же дуновении ветерка, слабо, словно мягкой кошачьей лапкой, взрыхлившего речную гладь, насекомое встрепенулось, резко взвилось в небо и снова зависло в воздухе. Отсюда судно казалось крохотной точкой среди неярких мелководных лагун и солончаков, затянутых жемчужной дымкой. Выше! Выше! На трепещущих прозрачных крыльях стрекоза устремилась навстречу рассвету. Зоркие фасеточные глаза почти во всю головку позволяли ей увидеть темную глыбу материка, восходившего к северному горизонту. Кромка Европы была окутана клубящимся каскадом Роны, протекающей по обширному плато и впадающей в почти безводный Средиземноморский бассейн плиоценовой Земли, именуемый Пустым морем. Может, туда, к материку? Крылья понесут его со скоростью более ста километров в час короткими перелетами. С высоты он проследит путь корабля, пройденный накануне. Но можно двинуться и восточнее, к маячащей вдали громаде Корсики – Сардинии, где, по словам Крейна, нет ни единого тану. Он может лететь куда вздумается. Он теперь свободен. Сброшены невидимые путы, наложенные гуманоидом-поработителем. Сегодня утром, когда он проснулся, его серебряный торквес похолодел: психопринудительный аппарат обезврежен небывалой силой его ума. Метафункции, высвобожденные торквесом, работают в нарастающем темпе. Он вытянул сверхчувствительные стрекозьи локаторы, прислушиваясь и улавливая ровное дыхание семерых спящих на борту и телепатический гомон с других судов, разбросанных по бескрайнему водному пространству. Далеко на юге – он напряг зрение, неуклюже пытаясь сфокусировать его получше, – просматривались гармоничные умственные сигналы. Великолепно! Не иначе, там столица тану Мюрия, куда они и направляются. Если он подаст сигнал, отзовется ли ему кто-нибудь с борта? А ну, попробуем! Сознания мгновенно достиг невыносимо яркий отзыв: «Кто ты, сверкающий озорник?» «Кто, кто! Эйкен Драм – вот кто!» «Такой далекий, маленький, мерцающий умишко… Постой! О-о!» «Нет! Прекрати!» «Не уходи, Сиятельный! Ты кто таков?» «Пусти же, черт тебя…» «Погоди, кажется, я тебя знаю…» Его вдруг охватил леденящий ужас. Кто-то странный, неведомый завладевает им, прокладывая себе путь в лабиринте его мозга. Эйкен Драм рванулся, пытаясь освободиться, но слишком поздно сообразил, что ему понадобятся все силы, чтобы разрушить эту связь. Поднатужась, он все же стряхнул с себя чужую хватку. И вдруг понял, что падает, теряя обличье стрекозы и обретая свое человеческое, уязвимое. Ветер свистел в ушах. С воплями Эйкен летел прямо на корабль; за какую-то долю секунды до крушения ему удалось вновь превратиться в насекомое. Дрожа и отдуваясь, он уселся на верхушку мачты. Поднятый им шум разбудил остальных. Судно раскачивалось, отчего по гладкой поверхности лагуны пробегала мелкая волна. Элизабет и Крейн высунулись из крытой пассажирской каюты и уставились на него; за ними показался Раймо с выражением тупого недоумения на задранной кверху физиономии; шкипер Длинный Джон орал во всю глотку: – Эй, Драм! Я знаю, что это ты! Помогай тебе Бог, ежели что сотворишь с моей посудиной! Крики привлекли на палубу еще одного пассажира, антрополога Брайана Гренфелла, который не удостоился даже серого торквеса. |
