— Я благодарна за каждый день в этой мастерской, — восторженно ответила Франческа, — но мне хотелось бы сменить место, где я живу теперь, на какое-нибудь другое жилье. — Она коротко все объяснила, упомянув также, что ее заставили написать Питеру.

— Вы так хорошо знакомы с моим отцом, что я уверена — ваша поддержка в нужный момент, когда Алетта почувствует, что можно обратиться к нему с просьбой, — все изменит.

— Я — старомодный человек, — степенно ответил Виллем. — Полагаю, что молодых женщин надо сопровождать на каждом шагу. Именно так я охранял своих дочерей, и мне кажется, что в чужом городе для тебя так будет лучше. По правде говоря, я всегда считал, что тебе и твоим сестрам дома предоставляли слишком много свободы. Вы часто ездили то туда, то сюда, и повсюду без сопровождающих, как делают до сих пор Алетта с Сибиллой. Мария давно уже слишком стара, чтобы должным образом следить за тремя хорошенькими девушками. Я не могу сожалеть, что ты находишься под опекой регентши. Для меня это означает, что более полной защиты тебе не сыскать. Единственный раз в жизни твой отец, по-моему мнению, принял мудрое решение.

— А как же насчет ужасной угрозы фрау Вольф отправить меня в тюрьму, если я ослушаюсь ее?

— Если ты будешь послушной, тебе нечего бояться. Я воспринимаю это ее предупреждение, как способ сдержать твое своенравие, точно также, как вид розги в твердой руке учителя способен утихомирить шум в классе, даже если он и не воспользуется ею.

Франческа ужасно расстроилась, что не получила поддержки.

— Может быть, вы возьмете письмо от меня Питеру и передадите ему, когда вернетесь в Амстердам? Я написала ему уже давно и храню здесь, в мастерской, дожидаясь случая, когда смогу попросить кого-нибудь выполнить мою просьбу.

— Моя дорогая девочка, — мягко произнес Виллем, и в голосе его прозвучало сочувствие. — Я не могу идти против воли Хендрика. Если он изменит свое решение, то я доставлю этому молодому человеку любое количество писем от тебя, но пока что я вынужден отказаться.

Разочарование на лице Франчески и печально повисшие руки девушки повергли Виллема в отчаяние. Он отошел к окну, взволнованный болью, которую причинял, и вспоминая, какой тяжелой была жизнь Франчески в течение последних пяти лет после смерти матери. Ей пришлось взвалить на свои хрупкие плечи не только все возраставшие хлопоты по дому, но и справляться с совершенно ненадежным отцом, пристрастие которого к выпивке и азартным играм вынуждали ее бороться с долгами со всех сторон. Что же касается Питера ван Дорна, то вполне возможно, что нынешнее необъяснимое состояние подавленности и меланхолии Хендрика вызвали ничем не обоснованную антипатию к молодому человеку, чьи ухаживания он до этого поощрял. Как отличается эта жизнь от той, что вели его собственные дочери!

Виллем повернулся к Франческе.

— Не печалься, милое дитя. Не уверен, что поступаю правильно, но я возьму твое письмо Питеру. Так как пройдет какое-то время, прежде чем я вернусь в Амстердам, я отправлю его из следующего же города, в который еду сейчас. Но только одно это письмо — и больше никаких до тех пор, пока Хендрик не даст разрешения!

Благодарность и признательность переполняли Франческу. Правда, она по-прежнему оставалась под надзором Гетруд Вольф, но девушка утешала себя мыслью, что это, возможно, окажется не таким уж сильным препятствием, и к тому времени, когда Клара пришла сопровождать ее назад на Кромстрат, обрела былую уверенность и веселость.

Утром того дня, когда Беатрис Вермер исполнилось пять лет, Франческа работала одна в своей мастерской. Она пришла пораньше и подарила девочке маленькую деревянную куклу в зеленом платье, от которой ребенок пришел в восторг.