Псков, Центральный парк. Вечер, неделю спустя…
– Когда у тебя поезд?
– Завтра в семь тридцать утра…
Они стояли возле той самой скамеечки у фонтана, где состоялась их первая встреча.
– Придешь проводить? – Мария с надеждой посмотрела на Зверева.
Павел Васильевич отвернулся и коснулся пальцами виска.
– Не люблю долгих прощаний.
– Да-да, я все понимаю! Вот, возьми. – Мария протянула Звереву сложенный пополам листок. – Здесь мой московский адрес и рабочий телефон. Если вдруг по каким-то делам соберешься в столицу…
Мария не договорила, Зверев взял листок и положил его в карман.
– Ну что ж, тогда до встречи.
Мария повернулась и пошла по дорожке в сторону арочных ворот. Павел Васильевич смотрел ей вслед, ощущая себя оставленным на острове матросом, от которого уходит очередной так нужный ему парусник. Зверев сглотнул и снова коснулся пальцами виска.
В этот момент он прекрасно понимал, что этот спасительный парусник сейчас уходит от него навсегда. Он мог бы это изменить, но какая-то роковая внутренняя сила не давала этому случиться.
Какое-то время Зверев еще смотрел вслед уходящей женщине, потом вынул из кармана полученный листок. Не читая, майор скомкал его и бросил в урну. После этого Зверев повернулся и быстрым шагом двинулся к автобусной остановке.
Солнце уже закатилось, город утихал, по соседству несколько молодых людей, сидящих и стоящих возле поросшей плющом беседки, что-то бурно обсуждали, смеялись и пили лимонад. Проходя мимо шумной компании, Зверев вздохнул и ускорил шаг. Откуда-то со стороны раздалась музыка: кто-то из местных жителей включил патефон, и Зверев услышал голос Утесова, который своим бархатным голосом весело напевал хорошо знакомую песенку:
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно...
|