На зиму Суворов остался в Кинбурне, тяжело перенося последние ранения. Лишь 16 июля вернулся он в строй и тут же отправился под Очаков – еще одну сильную турецкую крепость, расположенную в виду Кинбурна.

Военные действия под Очаковом шли вяло. Блокировав крепость 1 июля, Потемкин все никак не приступал к осаде и не готовился к штурму. Прибыв под Очаков, Суворов весьма лапидарно изложил свое понимание решения

ситуации: «Бить брешь с флота, в нижнюю стену. Успех – штурм, одним глядением крепости не возьмешь».

В это же время под Очаков подошел Бугский егерский корпус Кутузова.

27 июля турки произвели сильную вылазку из крепости, сбили на левом фланге пикеты бугских казаков, но были остановлены любимым полком Суворова – Фанагорийским.

Затем Суворов сам ринулся в бой с гренадерским батальоном и, заставив противника отступить, бросил в атаку еще один батальон, решив ворваться на плечах неприятеля в Очаков.

Потемкин, наблюдавший за боем, четыре раза посылал адъютантов с одним и тем же приказом: «Немедленно вернуться в лагерь», – но Суворов продолжал бой. Русские уже потеряли более пятисот человек, когда Суворов был ранен в шею и приказал принявшему от него командование генерал-поручику Юрию Богдановичу Бибикову отходить. Но было уже поздно – русские побежали.

Потемкин потребовал объяснений. Суворов обиделся и через пять дней уехал в Кинбурн. Там он заболел лихорадкой, дыхание его было затруднено, сильно болела новая рана, начались частые обмороки. Дело дошло до созыва консилиума. Суворов не вставал с постели больше месяца.

18 августа в довершение всех случившихся с ним несчастий рядом с его домом взорвалась артиллерийская лаборатория, в которой заряжались порохом бомбы: одной из них была пробита стена комнаты, где он лежал. Кусками щепы Суворова ранило в лицо, в правую руку и обе ноги и взрывной волной выкинуло за порог.

После этого его перевезли в Херсон, а затем в Кременчуг.

В конце 1788 года Суворов узнал, что 6 декабря Очаков пал после ожесточенного, кровавого штурма. Светлейший же отправился в триумфальное путешествие по Новороссии, где в каждом городе встречали его, как царя, – пушечным салютом, колокольным звоном, фейерверками и нескончаемыми балами. По природе незлобивый и отдававший должное военным талантам Суворова, Потемкин почти одновременно с Суворовым приехал в Петербург, где они оба были на одних и тех же приемах в Зимнем дворце и Эрмитаже. Потемкин представил Александра Васильевича к награде, и Екатерина подарила ему бриллиантовое перо на шляпу с буквой «К», что означало «Кинбурн».

В эти же дни получил он и новое назначение: ему следовало поехать в передовой корпус Молдавской армии и принять там Вторую дивизию.

25 апреля 1789 года Суворов выехал из Петербурга в Кишинев и вскоре предстал перед генерал-аншефом князем Николаем Васильевичем Репниным, исполнявшим в отсутствие Потемкина должность главнокомандующего. Репнин ознакомил Суворова с планом предстоящей кампании и сказал, что в этом году боевые действия станут вестись в Бессарабии, а на Валахию никаких видов нет.

Поэтому Репнин приказал отвести Вторую дивизию от города Бырлада за реку Васлуй.

Суворов, не терпевший отступления, тем более не мог начинать новую кампанию с ретирады и решил не выполнять приказа Репнина. Прибыв в Бырлад, он вошел в тесный контакт со стоявшим неподалеку союзным России австрийским корпусом под командой принца Фридриха Кобурга, человека храброго и прямого, что весьма импонировало Александру Васильевичу. Суворов быстро установил с принцем непосредственный контакт и, выполняя наказ Потемкина «не терпеть впереди себя неприятельских скопищ», вечером 16 июля двинулся на соединение с австрийцами.

В его отряд входили три пехотных полка, три полка конных карабинеров, два казачьих полка и пятнадцать орудий.