Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но соблюдая долг человечности, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать через сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чем и ожидаю от сего через двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто как вы и все чиновники перед Богом ответ дать должны».

По той же расхожей, далекой от истины версии, командующий войсками в Измаиле якобы так ответил на письмо Суворова: «Скорее небо упадет на землю и Дунай потечет вспять, чем сдастся Измаил». На самом же деле все обстояло иначе. После победы под Рымником имя Суворова наводило на турок ужас, и ни один турецкий командующий не осмеливался говорить с ним непочтительно. Да и сам Суворов никогда не позволял себе каких-либо неучтивостей или ненужных резкостей. Так было и на сей раз: письмо Суворова было жестким, но вежливым.

Ответ был не столь выдержанным. Мехмет-паша просил Суворова дать десять суток перемирия, чтобы запросить визиря об условии сдачи Измаила. Суворов представил этот ответ на рассмотрение военного совета, созвав его 9 декабря.

Военный совет посчитал ответ сераскира тактической уверткой, предназначенной для того, чтобы укрепить Измаил еще более. И постановил: «Сераскиру в его требовании отказать. Приступить к штурму неотлагательно».

После военного совета целый день и всю ночь более пятисот орудий – с суши, с острова Сулина и с флотилии де Рибаса, со стороны Дуная, – беспрерывно вели огонь. В три часа ночи тридцать одна тысяча русских войск двинулись к крепости, а в половине шестого утра девятью колоннами пошли на штурм. На направлении главного удара шли пятая колонна бригадира Матвея Ивановича Платова и шестая колонна генерал-майора Кутузова. Пять батальонов егерей и гренадеров и тысячу казаков вел Кутузов на Кильские ворота Новой крепости – самой мощной цитадели Измаила.

Дважды войска Кутузова были отбиты, и Суворов послал к нему офицера, чтобы поздравить Михаила Илларионовича со званием коменданта крепости. Причем офицеру было приказано сообщить Кутузову, что гонец с этой вестью уже отправлен в Петербург.

А после того как Измаил был взят, Суворов писал Потемкину: «Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов показал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, влез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов».

К 8 часам турки были сбиты на всей линии крепостных сооружений, после чего начался ожесточенный бой на улицах города, закончившийся через восемь часов. Двадцать пять тысяч защитников Измаила пали мертвыми, еще две тысячи умерли на следующий день, девять тысяч попали в плен. Было захвачено двести сорок пять орудий, три тысячи пудов пороха, сорок два судна. Русские потеряли убитыми и ранеными около десяти тысяч человек.

Победа под Измаилом потрясла и Европу, и Турцию.

Отведя войска в Галац и оставив комендантом Измаила Кутузова, Суворов через неделю после штурма поехал в Яссы, к Потемкину.

Когда Потемкин при встрече у входа в свой дворец, поклонившись ему, спросил: «Чем мне наградить заслуги ваши?» – Суворов ответил: «Ничем, князь. Я не купец и не торговаться к вам приехал. Кроме Бога и государыни, никто меня наградить не может».

Это означало разрыв со всесильным вельможей, а следовательно, и с императрицей.