10 ноября 1792 года последовал рескрипт о его назначении командующим войсками Екатеринославской губернии и Таврической области с ограниченными, однако же, полномочиями и со строжайшим указанием того, чтобы главным своим делом почитал он укрепление южной границы.

И хотя Суворов любое дело творил с полной отдачей сил, он все-таки был не инженером, а полевым командиром. «Баталия, – говорил он, – мне лучше, чем лопата извести и пирамида кирпичу». Тем не менее должен он был и руководить работами по строительству крепостных сооружений в Гаджибее, и обустраивать там же большую морскую гавань.

Работал он вместе с инженерами – французом Ф. Деволланом и уже знакомым нам испанцем де Рибасом, имя которого осталось в названии главной улицы нового города, названного через три года Одессой, – Дерибасовская. Но это произошло уже после того, как Суворов, выполнив очередное задание, был откомандирован в Подолию для занятия линии по Днестру. Остановился он в Немирове и отсюда совершал частые наезды на Днестровскую линию.

Наконец час настал: 7 августа 1794 года главнокомандующий русскими войсками в Польше, тоже давно и хорошо знакомый ему Румянцев, приказал Суворову идти к Бресту и затем вступить на территории Подлясского и Троицкого воеводств…

В восемь часов утра 6 сентября Суворов атаковал Сераковского, в десять часов обошел с фланга, но польский генерал в полном порядке отошел в густой лес и сделал тем самым преследование невозможным. Суворов правильно предположил, что поляки пойдут в Брест, и двинулся в том же направлении. В час ночи с 7 на 8 сентября Суворов подвел войска к окраинам Бреста. Сераковский узнал об этом, вышел из города и занял сильную позицию у деревни Коршинь, но в результате трех мощных атак русской кавалерии и пеших егерей был разгромлен и отступил с не более чем пятьюстами повстанцами.

После этого Суворов без боя вступил в Брест и там 3 октября получил сообщение, что русскими войсками генералпоручика Ивана Евстафьевича Ферзена под Мацеевицами разгромлены главные силы повстанцев и пленен их главнокомандующий – легендарный генерал Тадеуш Костюшко.

Суворов тут же приказал Ферзену и еще одному генералу, Вилиму Христофоровичу Дерфельдену, идти к Варшаве, и 7 октября выступил туда же сам.

Через неделю он соединился с одиннадцатитысячным отрядом Ферзена, а 19-го подошел и Дерфельден. Таким образом, под началом у Суворова оказались триста тысяч человек, при семидесяти шести орудиях. Эта армия подошла к предместью Варшавы Праге, лежащему на восточном берегу Вислы и связанному со столицей Польши двумя большими деревянными мостами.

Произведя рекогносцировку и необходимую подготовку к штурму, войска Суворова в пять часов утра двинулись к укреплениям Праги.

В десять часов утра под музыку и барабанный бой войска на виду у защитников Праги заняли исходные позиции, сделав, однако, вид, что они подошли не для немедленного нападения, а для начала длительной осады.

А Суворов между тем завершил диспозицию штурма, разработанную столь же тщательно и детально, как и при взятии Измаила. В три часа ночи 24 октября войска начали строиться в батальонные колонны и к пяти часам заняли исходные позиции. Затем в пять часов, по ракете, полки северной колонны бросились на штурм…

Суворов предъявил полякам весьма умеренные требования, которые те почтительно, но твердо попросили смягчить еще более, выпустив из города регулярную армию с оружием и артиллерией. Суворов согласился и на это, настаивая лишь на том, что день вступления русских войск, назначенный им ранее, 29 октября, изменен быть не может.

Варшавяне после недолгих словопрений согласились.

В этот день Суворов вступил в Варшаву, встреченный на мосту через Вислу членами городского магистрата, поднесшими ему хлеб-соль и положившими к его ногам ключи от города. На следующий день Суворов с большой торжественностью и пышностью был принят королем Польши Станиславом Августом Понятовским – бывшим фаворитом Екатерины, сторонником России.