Зеркало корчилось и извивалось, издавая пронзительные вопли, на нем выступили кроваво-красные капли, постепенно черневшие, а потом снова начинавшие светиться розовым. Зеркало как-то осело, превратившись в горячо светящуюся лужицу, расплескивающую капли раскаленного жидкого стекла. Лужица быстро остывала и светлела. Еще немного — и на подставке лежала неровная лепешка самого обычного стекла.

За дверью послышался шум, стук, топот, она с треском распахнулась, и в зал влетел, размахивая руками, как мельница крыльями, Морской Король.

— Негодяй! Мошенник! — визжал он. — Да как ты посмел! Ты понимаешь, что ты натворил! Ты же меня разорил! Ограбил! Обидел! Я тебя утоплю! Зарежу! Задавлю! Да как тебе не стыдно!

Он долго еще носился по залу, что-то нечленораздельно выкрикивая, брызгая слюной и норовя стукнуть Хани маленьким, но крепким кулачком по голове. Наконец он немного успокоился.

— И не стыдно тебе? — спросил он, вздыхая от жалости к самому себе. — Ну что я тебе плохого сделал, милый? За что ты меня так? Одна отрада у старичка была — и ту отобрал. Нехорошо. Некрасиво.

Он поморщил лоб, о чем-то размышляя, потом крикнул:

— Фрозен!

В зал, сотрясая мраморные плиты, ввалился генерал-капитан и замер, ожидая приказаний.

— Значит, так. Этого, — Король ткнул костлявым пальцем почти в глаз Хани, тот с трудом увернулся, — снова заковать в кандалы и стеречь как зеницу ока. Это будет наш заложник. А пока готовь свои войска, мы выступаем, и очень скоро. Надо спешить. Не получилось взять их с моря, возьмем с суши.

— Мой повелитель считает, что их всех надо убить, — ухнул Фрозен. — И этого тоже. Первым.

— А меня не интересует, что считает твой повелитель. Меня интересует, что считаю я. И вообще, тебе приказали подчиняться мне, вот и выполняй, подчиняйся.

— Осмелюсь напомнить вашему величеству, — Фрозен нехотя поклонился, — что во дворце находятся мои солдаты.

Король пожелтел еще сильнее и обеими руками вцепился в висящую на груди голубую жемчужину, потер ее и что-то прошептал. Прислушался к неясному шороху, раздавшемуся в зале, и вздернул голову, ехидно улыбаясь.

— Бунтовать вздумал, милый? Не выйдет, мой хороший. Заблуждаешься ты, здорово заблуждаешься. Во дворце находится моя Жемчужная гвардия, а не только твои солдаты.

Он пронзительно свистнул.

В зал вбежали четыре воина в причудливых доспехах, богато украшенных золотой насечкой. Доспехи были как бы сделаны из отдельных стальных полосок, лица воинов закрывали оскаленные маски, шлемы с большими назатыльниками были украшены жемчугом. В руках сверкали длинные, почти в рост человека, слегка изогнутые мечи. Фрозен побледнел, хотя это казалось совершенно невозможным, что-то свирепо прошипел сквозь зубы и еще раз поклонился. Король, торжествующе глядя на него, повторил:

— Готовь своих солдат, мы выступаем через неделю.

Хани грустно размышлял о превратностях судьбы, когда за стеной что-то заскреблось, зашуршало. Он решил, что за ним опять явились, но дверь потайного хода осталась неподвижной. За стенами темницы послышался тихий стук. Хани насторожился. Ясно стал различим скрежет стали о камень. Подкоп? Но кто? И зачем? Его друзья здесь оказаться не могут, это Хани знал точно. Из этих подземелий не вызволяли никого.

Однако камень в стене зашатался, посыпалась крошка. Камень повернулся и, расколовшись на несколько кусков, выпал. Из отверстия высунулась знакомая птичья голова, украшенная красной шапочкой, и сипловатый голос недоверчиво произнес:

— Что-то здесь не так.