— Папа отправился в Труро. Наверное, он останется там на ночь, — произнесла она, глядя в темное окно.
— Да? А что там случилось?
— Ничего нового, — вздохнула Элизабет Брайант. — Дела.
Джек кивнул. Он знал, что отец не посвящает ее в подробности.
— Но все в порядке?
— Да, дела давно не шли так хорошо, — рассеянно произнесла она, глядя в зеркало и поправляя волосы.
Элизабет сохранила завидную стройность, и платье сидело на ней прекрасно.
— Неужели? — На лице Джека появилось удивление. — Мне казалось, что сейчас наступили не лучшие времена для поставщиков шахтного оборудования.
— Совсем наоборот. Недавно он подписал новый контракт по поставке оборудования за границу. Все это отправится очень далеко — в Африку, в Индию. Кто бы мог подумать, что бизнес пойдет так успешно! — Она пожала плечами. — Это все, наверное, благодаря его опыту и знаниям.
— Кто бы сомневался. Все же он заставляет меня работать как простого шахтера, — проворчал сын.
— Джек, дорогой, пожалуйста, не надо. Мы много раз об этом говорили. Ты забываешь, когда отец был в твоем возрасте, ему пришлось несладко. Он долбил породу!
— Ты это, видимо, к тому, что моя работа не имеет никакого смысла, — отвечал молодой человек.
— Нет, я не это имела в виду. У тебя есть преимущество — ты получил отличное образование в горной школе и теперь занимаешь очень ответственную должность, хотя тебе не исполнилось и двадцати.
— Это не производит на него впечатления. К тому же не стоит обманываться, меня только потому назначили на эту должность, что многие мужчины погибли.
— Может, и так. Все же у тебя в руках жизни этих людей. Не забывай, что они от тебя зависят!
Ее любовь и поддержка были безграничны. Джек не сомневался, что именно благодаря этому отец всегда выглядит таким сильным, уверенным в себе.
— Мама, у этих шахт нет будущего. Малайское и боливийское олово дешевле. Они платят шахтерам серебром, а олово продают за золото. Индустрия в Корнуэлле такая же мертвая, как шахтеры, похороненные на французских полях…
— Перестань!
— Почему? Разговоры о войне смущают тебя так же, как и отца?
Вот она, истинная причина ярости, бурлящей в старике. Он опять направил свой гнев на мать, менее всего его заслужившую.
— Джек! — В ее голосе звучала обида. — Ты пошел добровольцем, как и все молодые мужчины. Но тебя уговорили остаться, потому что нужно было, чтобы кто-то находился в Корнуэлле и поддерживал шахты в рабочем состоянии.
— Некоторые смотрят на это иначе, особенно мой собственный отец.
— Он понимает. Это зависело не от тебя. Военная промышленность отчаянно нуждалась в вольфраме.
— Чем тогда объяснить появление белых перьев, которые я с завидной регулярностью обнаруживаю в моем снаряжении?
— Джек!..
Он покачал головой с таким выражением, как будто его это больше не волнует, и спросил:
— Сколько еще времени мне этим заниматься?
— Просто отец хочет, чтобы ты ценил то, что у нас есть, не относился к этому как к чему-то само собой разумеющемуся, не забывал свои корни. А ты, Джек, бросаешь все это ему в лицо. Что-то темное заставляет тебя отворачиваться от всего, чему он стремится научить, желает дать…
— Отец только потому разбогател, что шахтные магнаты хотели наложить лапу на земли деда. Но это ведь была и моя земля. Дедушка сам так сказал. Я присутствовал при этом. Своими ушами слышал!
— Ты прав. |