Анна отдает ей яблоки за половинную цену, но это ее не заботит. Торопливо начала пересыпать ведро за ведром. Вытряхивала уже остатки из мешка, когда почувствовала неуютность от пристального взгляда. Оглянулась порывисто — так и есть: Володька и Рая стояли сзади, с любопытством разглядывали ее.

— Здравствуйте! — с неестественной бодростью воскликнула она. Скомканные в кулаке деньги, которые она не считала и которые они видели, стали горячими. Ей надо объяснить, что все произошло независимо от ее желания, но трудно найти нужные слова, и она растерянно молчит. Правда, с Володькой легко, он и без слов все понял.

— Умаялись? — с улыбкой спрашивает он. — Как отдыхается?

— Хорошо, — поспешно ответила Анна. — А вам?

— Неплохо. Зашли по пути яблок купить.

— Как! — поразилась Анна. — А разве?..

Володька начинает торговаться с молодой женщиной в платке, и Анна видит, как та наполняет его сумку яблоками из материнского сада.

С базара Анна бежала. К полученным деньгам она добавила столько же своих. Не очень вежливо швырнула их на стол перед Анастасией Акимовной. Та, щурясь, посмотрела на нее, но ничего не сказала, стала пересчитывать деньги.

— Могла продать и подороже, — разглаживая мятые бумажки, сказала она.

…В тот же день Анна уехала из поселка.

Любовь и тревога

(из вьетнамского дневника)

Дорога ожидания

Позади Ташкент, и теперь внизу горы, безлесные, скалистые, изрезанные глубокими ущельями. Солнце просвечивает быстро несущиеся дымные тучи, склоны вершин кажутся темно-красными. Летим почти четыре часа — и все такое же нагромождение камней. Если долго смотреть в окно, невольно приходит на ум: «Зачем столько гор?»

Уже где-то над территорией Афганистана столкнулись два встречных воздушных потока, видно, как дымногрязные жидкие столбы завертелись в бешеной пляске. Смерч! Пилот огибает его и, чтобы уйти, делает крюк в сотню километров.

Пассажиры уже освоились за те десять часов, которые отделяют их от Москвы. Пока летели до Ташкента, были взбудоражены, изучали рекламную карту Аэрофлота «Москва — Азия», знакомились; глядя в иллюминаторы, сетовали: современная авиация… да, удобно, быстро, но что увидишь с высоты восемь тысяч километров? Сейчас дремлют.

В салоне много свободных мест. Впереди, откинув средний подлокотник, накрывшись пледом, уютно, как в постели, спит на двух сиденьях маленькая женщина, средних лет, темноглазая, со смуглой кожей. Познакомились с ней уже в Ханое, оказавшись в одной гостинице, — чилийская журналистка. Маленькая, неутомимая… Посмеивались над собой: куда бы ни пришли, успевала побывать вперед нас.

Рядом со мной молодой инженер, едет на строительство гидроэлектростанции вблизи Ханоя. Едет на год. К поездке тщательно готовился, перечитал все книжки о Вьетнаме и, когда заходит разговор об этой стране, выглядит непререкаемым знатоком. Его осведомленность покоряет. Не вызывает у него любопытства нарождающийся месяц, который перевернулся и, как лодочка, плывет по небу — он где-то читал, что в этом полушарии месяц и должен быть перевернут и плыть по небу, как лодочка. Смотрю на Большую Медведицу, которая встала «на попа», ручкой вниз, и боюсь привлечь его внимание: а ну как опять скажет, что в этом полушарии Медведица и должна вставать «на попа», и пропадет радость узнавания нового.

В нашей делегации — все из разных городов, рассочились по салону вперемежку с другими пассажирами. Как сказал Борода, художник-волжанин, еще не притерлись. На часовых остановках, пока самолет заправляется горючим для очередного броска, приглядываемся друг к другу.