— Я хотел отвезти графиню сам, — сказал принц, не отводя глаз. — И сейчас она уедет с вами лишь по одной причине.

— По какой же? — резко спросил Корвин.

— Потому что мисс Анне так спокойнее, — ответил Сэдвик, обернулся ко мне, наклонился и в очередной раз поцеловал мне руку. — Мое приглашение остается в силе. Я буду счастлив вас видеть, графиня. Мы еще не раз встретимся.

Я замерла, заметив, как взгляд Корвина полыхнул сильнее. Он едва сдерживал себя. А еще… от него пахло кровью и… физическим насилием, хоть он и выглядел безупречно. Я знала этот запах, мало кому знакомый, но ощутимый, если представляешь, о чем идет речь. В его крови бродил азарт, и это наводило на самые тревожные мысли.

— Графиня сама решит, когда и с кем она встретится, ваше высочество, — сказал Корвин без всякого выражения и шире раскрыл передо мной дверцу.

Уезжать. Срочно. Пока эти двое не перешли от пикировки словами к открытому противостоянию. Я сделала книксен принцу и села в машину.

Звуки сгладились, хоть дверца еще была открыта. Но я услышала приглушенный голос принца.

— Единственное ваше преимущество, герцог, в том, что вы оказались в нужное время и в нужном месте. Графиня доверяет вам безоговорочно лишь поэтому… На вашем месте мог бы быть и другой. Например, я.

— Возможно, вы правы, — послышался такой же приглушенный голос Корвина, и в нем прозвучала нотка горечи. — До встречи, ваше высочество. Мне жаль, что мы доставили вам хлопоты.

Наконец он сел в машину, и сразу стало тепло. Словно воздух нагрелся от его присутствия.

Трэйси сел за руль — впереди за стеклом. А водитель должен был отогнать белую машину.

А мне было и хорошо, и плохо сейчас рядом с Корвином… вдвоем на заднем сидении. Тепло и приятно, что он снова рядом. Бесконечный вечер закончился, и мы едем домой… Но растерянность, отголоски обиды и чувство непонимания бились во мне.

Машина тронулась, а Корвин внимательно посмотрел на меня, словно впитывал меня после длинной разлуки, а не после нескольких десятков минут врозь. И я засмущалась от его взгляда. Казалось, что сейчас, вот сейчас все наши сомнения и та стена, что он выстроил перед балом, могут рухнуть.

— Анна, скажи мне, наш дофин… он напугал тебя? — спросил он цепко.

— Нет… просто… просто я растерялась, а он как-то… пристал ко мне… Но он, видимо, хороший человек…

— Хороший, — усмехнулся Корвин. И вдруг его взгляд, блуждавший по мне, упал на мои ноги.

— О Господи, Анна, ты босиком! Что случилось? — Корвин резко придвинулся и сгреб меня в охапку. Прижал к себе, закопался рукой в волосы, разрушая высокую прическу. Жадно, как будто хотел закрыть меня от всего мира.

И внутри меня опять что-то лопнуло. Все противоречивые чувства ударили с новой силой. А сквозь них пробивалась жалость к себе, острая, резкая.

— Я… я расстроилась и испугалась, когда вы уехали! — прошептала я сквозь слезы. Так страшно было сказать все искренне, как есть. Но по-другому я сейчас не могла. — А тут еще дофин… Он осуждал, что вас не было! И я… я побежала и выкинула туфли!

Корвин крепче прижал к груди мою голову.

— Выкинула туфли. Сильно! — я ощутила, что он улыбается. — Девочка моя… — губы невесомо коснулись моих волос, которые высвободились из жемчужных заколок и потоком струились по плечам.

— Скажите, почему вы меня… бросили там! Мне было страшно! — я заплакала сильнее, со стыдом думая, что выгляжу жалко — растрепанная, плачущая, глупая… Совсем не такая, какой должна быть графиня Рушальтская.